Поднялся ветер и зашевелил листочки;
шелест их почему-то напомнил Вокульскому давно минувшие годы.
"Где мое счастье?.." - подумал он.
Что-то сдавило ему грудь и начало подкатывать к горлу. Он хотел
вздохнуть - и не мог; задыхаясь, обхватил руками деревце, продолжавшее
шелестеть, и крикнул:
- Умираю!..
Ему казалось, что кровь заливает мозг, грудь его вот-вот разорвется, он
извивался от боли и вдруг разразился рыданиями.
- Господи... господи, смилуйся!.. - повторял он, захлебываясь слезами.
Стрелочник на коленях подполз к нему и тихонько подсунул руку ему под
голову.
- Плачь, благодетель мой!.. - говорил он, наклонившись к Вокульскому. -
Плачь, плачь и призывай имя господне... Не тщетно будешь ты призывать его...
Кто под кров твой, боже, прибегает, с сердцем открытым тебе себя вверяет,
тот скажет смело: под защитой божьей ничто худое мне грозить не может... От
сетей лукавых он тебя избавит... Что там, ваша милость, богатство, что все
сокровища мира! Все человека обманет, один господь бог не обманет...
Вокульский припал лицом к земле. Ему казалось, что каждая слеза уносит
из его сердца частицу боли, разочарования и отчаяния. Расстроенная мысль
начала приходить в равновесие. Он уже отдавал себе отчет в происходящем и
понимал, что в минуту горя, когда все, казалось, его предало, ему остались
верны земля, простой человек и бог.
Понемногу он успокаивался, рыдания все реже разрывали ему грудь, он
ощутил слабость во всем теле и крепко заснул.
Светало, когда он проснулся; он сел, протер глаза, увидел подле себя
стрелочника и все вспомнил.
- Долго я спал? - спросил он.
- С четверть часика... или с полчаса... - ответил стрелочник.
"Черт побери, бешенство у меня начинается, что ли?.."
Вдруг он увидел вдали два огонька, медленно приближавшиеся к нему;
позади них виднелась какая-то черная глыба, за которою густым снопом
тянулись искры.
Поезд!..
И ему представилось, что это тот самый поезд, в котором едет панна
Изабелла. Он снова увидел вагон, тусклый свет фонаря, завешенного голубым
камлотом, и в углу панну Изабеллу в объятиях Старского...
- Люблю... люблю... - прошептал он. - Не могу забыть...
Сердце его сжала такая мука, для которой на человеческом языке названия
нет. Все терзало его - усталая мысль, наболевшее чувство, раздавленная воля,
самое существование... И внезапно его охватило уже не желание, а неистовая
жажда смерти.
Поезд медленно приближался. Вокульский, не отдавая себе отчета в том,
что делает, бросился на рельсы. Он дрожал, зубы его стучали, обеими руками
он ухватился за шпалы, в рот ему набился песок... На пути упал свет фонарей,
рельсы тихо дребезжали под колесами паровоза...
- Господи, помилуй меня и спаси... - прошептал он и закрыл глаза.
Вдруг на него пахнуло теплом, и в то же мгновение что-то с силой
рвануло его и столкнуло с рельсов. |