.. То-то расскажу я Лисецкому
сказку про дурачка! Он, бедняга, воображает, будто политическая мудрость
заключается в том, чтобы ничему не верить. Чушь!.. Суть политики в
комбинациях, сообразующихся с естественным ходом вещей.
Итак, да здравствует Наполеон IV! Правда, сейчас о нем никто и не
думает, но я уверен, что во всей этой кутерьме он сыграет главную роль. А
если возьмется за дело умеючи, то не только даром вернет Эльзас и
Лотарингию, но еще и расширит границы Франции до самого Рейна. Лишь бы
Бисмарк не спохватился слишком рано и не догадался, что использовать в своих
целях Бонапарта - все равно что впрягать в тачку льва. Мне таки кажется, что
в этом единственном вопросе Бисмарк просчитается. И, откровенно говоря, я об
этом сожалеть не стану, ибо он никогда не внушал мне доверия.
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Что-то неладно у меня со здоровьем. Не то чтобы у меня что-нибудь
болело, но так как-то... Не могу много ходить, потерял аппетит, даже не
очень хочется писать.
В магазине почти нечего делать: там уже хозяйничает Шлангбаум, а я
только так, между прочим занимаюсь делами Стаха. К октябрю Шлангбаум должен
окончательно расплатиться с нами. Бедствовать мне не придется, потому что
славный Стах обеспечил мне полторы тысячи в год пожизненной пенсии; но как
подумаю, что скоро уже потеряю всякое значение в магазине и ничем не буду
вправе распоряжаться...
Не стоит жить... Иной раз такая тоска берет, что, если б не Стах и не
юный Наполеон, сделал бы с собою невесть что... Кто знает, старый дружище
Кац, не умнее ли ты поступил? Надеяться тебе, правда, уже не на что, зато и
нечего бояться разочарований... Не говорю, что я их опасаюсь, потому что
ведь ни Вокульский, ни Бонапарт... Но все же... что-то не то...
Как я ослабел: мне уже и писать трудно. Хорошо бы поехать
куда-нибудь... Боже мой, за двадцать лет я носа не высунул за варшавскую
заставу! А временами так тянет еще хоть раз перед смертью взглянуть на
Венгрию... авось на старых полях сражений я разыскал бы хоть кости старых
товарищей... Эх, Кац, Кац!.. Помнишь ли этот дым, и свист, и сигналы?.. И
какая тогда была зеленая трава, и как светило нам солнце!..
Ничего не поделаешь, придется собраться в путь, поглядеть на горы и
леса, подышать воздухом широких равнин, залитых солнцем, - и начать новую
жизнь. Может, даже переберусь куда-нибудь в провинцию, поближе к пани
Ставской. Да и что же еще остается пенсионеру?
Странный человек Шлангбаум; не думал я, зная его бедняком, что он
станет так задирать нос. Уже успел через Марушевича познакомиться с
баронами, а через баронов с графами и только не может пока добраться до
князя, который с евреями вежлив, но близко к себе не подпускает. |