.. Что она делала?
Ничего. Служила украшением гостиных... Единственная ценность, благодаря
которой она могла достигнуть благосостояния, была ее любовь - поддельный
товар!.. А Старский... что же Старский? Такой же паразит, как она... Он был
лишь эпизодом в ее жизни, богатой опытом. К нему нечего предъявлять
претензии: они одного поля ягоды. Да и к ней тоже... Да, она любит дразнить
воображение, как настоящая Мессалина! Ее обнимал и искал медальон кто
попало, даже такой вот Старский, бедняга, вынужденный за неимением дела
стать соблазнителем...
Верил я прежде, что есть в этом мире
Белые ангелы с светлыми крыльями!..{335}
Хороши ангелы! Ну и светлые крылья!.. Молинари, Старский и, как знать,
сколько других... Вот к чему приводит знакомство с женщинами по поэтическим
произведениям!
Надо было изучать женщин не через посредство Мицкевичей, Красинских и
Словацких, а по данным статистики, которая учит, что десятая часть этих
белых ангелов - проститутки; ну, а если бы случилось на этот счет
обмануться, то по крайней мере разочарование было бы приятным..."
В эту минуту послышался какой-то рев: наливали воду в котел или
резервуар. Вокульский остановился. В этом протяжном, унылом звуке ему
почудился целый оркестр, исполняющий мелодию из "Роберта-Дьявола": "Вы,
почившие здесь в приютах могильных..." Смех, плач, вопль тоски, визг,
безобразные крики - все это звучало одновременно, и все заглушал могучий
голос, проникнутый безысходной скорбью.
Он готов был поклясться, что слышит звуки оркестра, и снова поддался
галлюцинации. Ему казалось, что он на кладбище; вокруг разверстые могилы, и
из них выскальзывают уродливые тени. Одна за другою они принимают облики
прекрасных женщин, между которыми осторожно пробирается панна Изабелла, маня
его рукою и взглядом.
Его охватил такой ужас, что он перекрестился; призраки рассеялись.
"Хватит, - подумал он. - Так я с ума сойду..."
И решил забыть о панне Изабелле.
Было уже часа два ночи. В телеграфной конторе горела лампа с зеленым
абажуром и слышалось постукивание аппарата. Возле станционного здания
прохаживался какой-то человек; завидев Вокульского, он снял шапку.
- Когда идет поезд в Варшаву? - спросил его Вокульский.
- В пять часов, ваша милость, - ответил человек и потянулся к его руке,
словно хотел ее поцеловать. - Я, ваша милость...
- Только в пять!.. - повторил Вокульский. - Лошадьми можно... А из
Варшавы когда?
- Через три четверти часа. Я, ваша милость. |