Изменить размер шрифта - +
 - А как же сон о юнкере, о нем ты тоже рассказала?

    -  Нет, конечно, зачем я буду сны пересказывать? Это же было не наяву, а как бы понарошку. Вот если бы я тогда проснулась, то непременно сказала.

    Логика у нее была железная, и что меня тронуло, чисто женская.

    -  А если я тебе приснюсь, тоже не расскажешь? - на всякий случай спросил я.

    -  Конечно, не расскажу, зачем же зря маменьку волновать, вдруг она невесть что подумает, - спокойно объяснила она. - Кабы она сам вдруг увидела, то тогда иное дело.

    На этой минорной ноте наш разговор прервался. В буфетную подталкиваемый сзади Филимоном, вошел мой возчик. Был он, как мне показалось, слегка пьян и вполне доволен жизнью. Впрочем, в этом не было ничего удивительного. Мужик оказался в центре общего внимания, мог сколько угодно хвастаться и врать, да еще и принимал за это угощение.

    При виде нас с княжной он немного смешался, но быстро оправился, независимо подошел и без особого почтения поклонился.

    -  Доброго вам здравия, барин и барышня, - сказал он и вопросительно смотрел, недоумевая, зачем его позвали.

    -  А скажи-ка, друг мой ситный, - строго спросил я, - ты, что это за сказки обо мне дворне рассказываешь?

    -  Я сказки сказываю? - удивился он. - Никому ничего я не сказываю, а если добрые люди спросят то, что ж не ответить, не зря же нам Господь язык даровал.

    Честно говоря, другого ответа я от него не ожидал и сразу задал более конкретный вопрос:

    -  Тогда расскажи, как я заколдовал твою лошадь? - попросил я.

    -  А я почем знаю? - еще больше удивился он. - Мне о твоем, барин, колдовстве ничего не известно.

    -  Неизвестно? - переспросил я, заглянул ему в глаза и с неотвратимой реальностью, понял, что в любом случае в этом споре проиграю.

    Нет на земле силы, которая заставит этого человека говорить не свою собственную правду, замешенную черт-те на чем, дурости, фантазиях, непонятных мне суевериях. Ни малейшей тени вины или сомнения в собственной правоте в его слегка осоловевших глазах, я не заметил.

    -  Неизвестно, - неспешно, подтвердил он. - Я, барин, человек православный и на все праздники в церковь хожу. Можешь, у кого хочешь спросить. На Покров даже как полагается, причащался. А если кто на меня напраслину возводит, то Бог ему судья, его на том свете черти заставят сковородки лизать.

    -  Понятно, значит, я твою лошадь не заколдовал?

    -  Как же не заколдовал, когда заколдовал, она что сама по себе на ровном месте падала? - удивился он.

    -  А может быть она падала оттого, что ты ее вовремя не перековал? - начиная терять терпение, поинтересовался я.

    Такая мысль ему в голову не приходила, и пришлось включить мозги, чтобы в ней разобраться, однако Гордей Никитич легко справился с задачей и с непробиваемой прямотой объяснил:

    -  Так раньше же не падала, ну может когда, и спотыкалась, а то чтобы падать никогда! - твердо сказал он. - Мы тоже, не первый год живем, и в своем полном праве! Ты у нас на селе кого хочешь, спроси, хоть у немца управителя, хоть самого попа, кто из всех мужиков наипервейший хозяин, тебя всякий на меня покажет.

    -  Ладно, - прекратил я бессмысленный спор, - и что ты дальше собираешься делать?

    -  Этого мне знать, не дано, как я тоже заколдованный. Моя бы воля, давно к бабе на печке под бок лег, да вот никак не могу.

Быстрый переход