-  Значит опять виновато мое колдовство? - поинтересовался я.

    -  Этого нам не ведомо чье, твое или еще кого, напраслину наводить не буду, а вот только чую, не попасть мне теперь домой, видно такая судьба по чужим людям горе терпеть.

    Княжна Марья смотрела на нас в оба глаза, уже не зная кому и чему верить, а буфетчик Филимон вновь покрылся холодным потом, вытаращил глаза и заиндевел от ужаса.

    -  Ну, этой беде я помогу, - сказал я. - Колдовать я, может быть, и не очень умею, а вот переколдовываю лучше всех. Сейчас я с тебя колдовство сниму, и ты вместе с князем Николаем Николаевичем, поедешь с французами воевать. Забреют тебе лоб, дадут ружье, и вперед, с песнями!

    Мужик, внимательно меня выслушал и надолго задумался. Похоже, перспектива стать солдатом его не испугала. Мы втроем ждали в разной степени заинтересованности, что он теперь скажет. Рассудив ситуацию, он принял единственно правильное решение.

    -  Это, барин, никак невозможно. Я бы с нашим большим удовольствием, но никак не смогу. Я ведь не сам по себе, а государевый крестьянин, к тому ж семейный. Мне такое совершать никак не позволительно. Рад бы в рай, да грехи не пускают!

    Одержав маленькую дискуссионную победу, он потерял к разговору интерес и, не скрывая нетерпения, ждал, когда мы его отпустим.

    Мне ничего не осталось, как воспользоваться своими мистическими способностями.

    -  Ничего, я тебе особую бумагу выправлю, что ты был заколдован и против своей воли пошел на войну. А теперь иди, собирайся в дорогу, в ночь и пойдешь воевать.

    Только теперь до моего приятеля начало что-то доходить. Он тревожно посмотрел сначала на меня, потом на княжну, с явной надеждой на ее заступничество, и опять попытался отговориться:

    -  Ты, барин, может, того, шутишь? А если меня француз убьет?

    -  Тогда тебя похоронят с воинскими почестями. Знаешь что это такое?

    -  Откуда нам знать, мы люди темные, мы только по крестьянству понимаем, - сразу дав задний ход, начал он прибедняться. - Вот ежели чего вспахать или заборонить, то мы всегда пожалуйста, а про то, что ты говоришь нам совсем неведомо. Какие еще такие почести…

    -  Почести это значит, когда ты падешь на поле брани, то тебя засунут в пушку и выстрелят, чтобы сразу на небо попал. Так что ничего не бойся, я тебя заботой не оставлю. А жене твоей нового мужа приищу и рубль дам на обзаведение. И смотри, если ослушаешься и сбежишь, то я тебя в козла превращу!

    Возчик совсем сник и начал пятиться к выходу. Когда он так дошел до дверей, я погрозил ему пальцем. Он понимающе кивнул и исчез.

    Марья Николаевна в нашем разговоре многого не поняла, но чувствовала, что здесь что-то не так, и не удержалась от вопроса:

    -  А ты его, правда, в козла можешь превратить?

    -  Могу, - обреченно ответил я, - я много чего могу с ним сделать, только боюсь, не успею. Я думаю, что его через пять минут здесь уже не будет.

    -  Ва-ваше сиятельство, превосходительство, - подал дрожащий голос Филимон, - может, еще чего откушать изволите? Прикажите не казнить, а миловать!

    Думаю, в том, что буфетчик так испугался, нет ничего удивительного. Если в наше время находится много образованных людей верящих в подобный бред, то неграмотному, темному мужику верить в колдунов, сам Бог велел.

    -  Спасибо, Филимон, - ответил я.