-  Савельич, помоги господину…

    -  Крылову, - подсказал я.

    -  Господину Крылову поднять его товарища.

    Савельич пробурчал что-то недовольное себе под нос, прямо как его известный по «Капитанской дочке» Пушкина тезка, слез с козел и помог мне поднять Машу. Она совсем расклеилась и почти не реагировала на окружающее. Мы с кучером под руки подвели ее к возку и посадили рядом с молодым человеком. После чего закрыли снаружи дверцу, и я со всем своим барахлом взобрался на козлы.

    Савельич вернулся на свое место и тронул лошадь вожжами. Та с трудом сдвинула с места потяжелевший экипаж и пошла неспешным шагом.

    -  Далеко путь держите? - спросил я кучера.

    -  В деревню, везу молодого барина лечиться, - ответил он. - Его под Малоярославцем француз ранил, чуть насмерть не убил. Там столько народа полегло! Видимо-невидимо.

    Мужик горестно вздохнул, снял шапку и перекрестился.

    -  Куда его ранили?

    -  В грудь, не чаю уж живым довести. Вот матушке будет горе, если молодой барин помрет. Один он у нее на свете, можно сказать, свет очей! Дохтура лечили, лечили, да видно не смогли с раной совладать, домой помирать отпустили. Эх, грехи наши тяжкие, и за что люди такое страдание друг другу делают.

    -  Ничего, может еще и выздоровеет, - сказал я, - парень он молодой, здоровый.

    -  Кабы так, только, боюсь, не довезу живым. Что барыне тогда скажу…

    -  А далеко ваша деревня?

    -  Теперь уже близко. Думаю, до ночи доедем. А вы, барин, куда направляетесь?

    -  Нам далеко добираться, пешком не дойти. Вот оказались без лошадей, да еще и товарищ заболел.

    -  Это плохо в дороге хворать, не рана у него?

    -  Нет, просто измучился и ноги стер. Не знаешь, далеко до ближайшего села?

    -  Скоро будем. Село не село, церковь у них еще в прошлом годе сгорела, но трактир есть, можно чая попить и обогреться.

    -  Вот и хорошо. Я заодно твоего барина посмотрю, может, помогу чем.

    -  Так ты что, не барин, а лекарь? - сразу перешел на ты, Савельич.

    -  Вроде того.

    -  Нет, ты моему Петру Андреичу не поможешь, его хорошие дохтура лечили, из немцев, и то, видать, отказались.

    Выходило, что молодого человека звали так же как пушкинского Гринева из повести «Капитанская дочка», Петром. Это меня развеселило, и я спросил Савельича, не Гринев ли фамилия его барина.

    -  Нет, мы Кологривовы, - ответил он. - А про Гриневых я даже и не слышал.

    -  И каков твой барин, строг? - спросил я, вдосталь насмотревшись на крепостников.

    -  Голубь, - прочувственно ответил возница, - мухи не обидит, а в бою храбр. Сам видел, как Петр Андреич на француза в рост шел. Да видно, такие как он, долго не живут. Эх, грехи наши! - по привычки добавил он и опять перекрестился.

    Мы уже въезжали в большую деревню, пострадавшую если не от войны, то от пожаров. На улице как гнилые зубы чернели сгоревшие дома.

    -  Это и есть Ивантеевка, - сказал Савельич. - Отсель да Кологривовки всего двадцать верст. Считай, почти приехали.

    -  Где здесь трактир? - спросил я.

    -  Скоро будет, на том выезде, - ответил он, махнув кнутовищем вдоль дороги.