‒ Затем я говорю: «Это вне моей компетенции!»

Хи — хи — хрю — хрю.

Хи — хи — хрю — хрю.

Хи — хи — хрю — хрю.

Господи боже мой. Пожалуйста, замолчи.

Пытаюсь абстрагироваться, сосредоточившись на такой важной вещи, как ее округлая полная грудь, натягивающая бежевый свитер. Представляю, как обхвачу ее руками, проведу по ней губами, языком, а ее ноги обхватят мои бедра и…

И в ее зубах застревает шпинат. Или, может быть, руккола.

Мой член сразу обмякает. Все же каким — то образом мне удается сохранить бесстрастно — вежливое выражение лица, когда указываю на ее рот и говорю:

‒ У тебя… что-то…

‒ Ох! Спасибо.

Берет нож и, смотрясь в него, как в зеркало, ковыряется в зубах.

Никогда не думал, что, узнав женщину поближе, могу расхотеть затащить ее в постель, хотя именно для этого и знакомился. Что личностные качества могут иметь такое разрушительное воздействие на сексуальное желание. Это удручает. Мой мир разлетелся на куски.

Когда приносят чек, Камилла тянется за своим кошельком, но я делаю знак, что заплачу сам. Бросаю две пятидесятидолларовые купюры на стол; встаем, надеваем пальто и выходим на улицу. Мы пришли сюда после работы, так что есть хорошая новость ‒ не придется подвозить ее домой.

‒ Спасибо за ужин, Джейк, — улыбается. — Было здорово. Нам следует как — нибудь повторить.

Открываю рот, чтобы сказать: «Нет, спасибо». Моя политика — честность. Не имею ни времени, ни желания приукрашивать действительность. Но останавливаюсь ‒ ведь это свидание. Уворачиваешься, говоришь полуправду, лжешь во благо, затягиваешь с решениями и принимаешь все меры предосторожности ‒ вот что ты делаешь на свидании. Вдруг у нее сегодня неудачный день. Может быть, в следующий раз она не будет такой раздражающей, и я захочу оттрахать ее до смерти. Такое тоже не исключено. Не хотелось бы оказать себе медвежью услугу, даже если шанс на это минимальный.

Так что отделываюсь стандартной отговоркой:

‒ Я тебе позвоню.

Камилла поднимается на цыпочки и целует меня в щеку.

‒ Спокойной ночи, Джейк.

‒ Пока, Камилла.

В одиночестве возвращаюсь домой. И напоминаю себе, что могло быть и хуже. Остаться в одиночестве ‒ и с сифилисом.

Следующий день пролетел незаметно. Я провел его, изучая документы, в основном, медицинские освидетельствования по делу о домашнем насилии. Сенатор Уильям Холтен ‒ профессиональный политик и везде имеет связи. Это делает его грозным врагом и еще более могущественным союзником. Он обвиняется в нескольких нападениях при отягчающих обстоятельствах на свою жену, с которой в браке тридцать лет. Мой начальник Джонас Адамс, близкий друг Холтена, лично попросил меня заняться этим делом. Крупная удача. Защита Холтена может стать поворотной точкой моей карьеры в фирме.

Поэтому знакомлюсь с документами, хоть у Холтена пустые, лишенные чувств глаза, от взгляда которых мне становится сильно не по себе. И несмотря на то, что при чтении файлов, просмотре фотографий и отчетов о травмах его жены за последние годы меня пробирает дрожь. Желудок сводит от всего этого.

К пяти часам хочется глотнуть свежего воздуха. Выхожу на улицу и иду по тротуару, чтобы размять ноги. Сегодня прохладно, небо грязно — серого цвета, дует ветер, раздувая мой темно — синий пиджак.