— Выметайся, — рычу как зверь.

Утерев курткой кровь, зыркает на меня с ненавистью. Ни капли раскаяния. Хрипит:

— Мне нужны ключи.

Тупой гаденыш.

— Нет. Поспишь в машине. К утру протрезвеешь, тогда можешь тащить свою задницу, куда душе угодно.

Подумать только, открывает рот, чтобы спорить. Не на того нарвался.

— У тебя два варианта. Спишь в чертовой машине или без сознания лежишь в реанимации. Сам понимаешь, какой лично мне больше нравится.

Явно не машина.

Смотрит через мое плечо на Челси. Меня прям трясет, что взгляд ублюдка смеет ее касаться.

— Делай, как он говорит, Лукас. Никки и Кевин проснутся через несколько часов. И можете уезжать.

Бросив последний злобный взгляд, сгорбившись, выходит за дверь, которую за ним захлопываю.

Поворачиваю ключ в замке и задвигаю щеколду, чтобы засранец уж точно ночевал на улице. Или чтобы я сам не вышел и не прикончил его. Руки дрожат, тело все еще вибрирует от едва сдерживаемой ярости… и от кое — чего еще, что не хочу называть.

За спиной раздается дрожащий голос Челси.

— Не могу поверить, что Лукас пытался…

Резко поворачиваюсь, как юла, и набрасываюсь на нее.

— Конечно, пытался! А чего ты, черт побери, ожидала? Думала, он пролетел через всю страну ради обнимашек и поцелуя в щечку?

Обхватив себя руками, шепчет:

— Я думала, он мой друг.

— Наивность мила, Челси, а идиотизм нет.

Отшатывается, будто я ее чуть не ударил.

— Прости, что?

Незнакомые чувства пузырятся во мне, обволакивая внутренности, как густая липкая смола.

И уродливая.

— Друг? — смеюсь, окинув ее взглядом с ног до головы. — Ты всегда так одеваешься для друзей? — цокаю языком: — Счастливчики.

Ее голос поднимается на октаву.

— Нет ничего плохого в том, как я одета.

Мой вопрос, жесткий и резкий, рассекает воздух.

— Ты пьяна?

— Нет!

— Под кайфом?

— Нет!

— Ты трахалась с ним раньше?

— Не твое дело!

Мои губы сжимаются в ниточку.

— Это значит да.

— Не смей устраивать мне допрос!

— Ты понимаешь, что могло произойти, если бы меня здесь не оказалось? — ору, забыв о спящих наверху детях.

Потому что в этом вся суть. Которая заставляет меня жаждать крови. Заставляет хотеть пробить стену кулаком, вернее, схватить тот кусок дерьма на улице и еще раз приложиться, как следует. То, что могло с ней случиться, если бы здесь присутствовал кто-то другой, а не я.

Я смотрел в глаза жертв насилия. Видел последствия. Конечно, потерпевшие как — то живут дальше. Возможно, преодолевают случившееся. Но никогда не забывают.

И навсегда перестают быть прежними.

— Да, прекрасно понимаю, Джейк. Вопреки тому, что ты думаешь, я не дура. И благодарна, что ты оказался рядом. А теперь можешь уходить, — голос из безжизненного превращается в ледяной.

Тыкаю пальцем во входную дверь.