– Здорово, – подхватил Ла Брава. – Сильно он тебя порезал, а? – Он видел, пьяница уже заглотил наживку.

Он ощутил чье‑то присутствие за спиной и обернулся – это Морис пришел за ним.

– Тащи сюда фотоаппарат.

Понизив голос, Ла Брава переспросил:

– Ты уверен? Им это может не понравиться.

– Сделай одолжение, лапочка, – обратился Морис к девушке за партой. – Отопри еще разок дверь – мой приятель сбегает за фотоаппаратом.

Пэм проводила его к задней двери– пусть потом постучит, и она снова откроет, пообещала она.

Значит, Морис все‑таки хочет сфотографировать свою приятельницу– теперь Ла Брава знал это наверняка, – запечатлеть ее с опухшими глазами и отекшей физиономией, а наутро предъявить ей снимок: «Вот так ты выглядишь, красотка, когда напьешься». Думает, от стыда она бросит пить. Однако, если женщина и впрямь склонна к запоям, это напрасная трата времени. Лучше уж сфотографировать Эрла, когда он демонстрирует свой шрам. Снять его снизу: Эрл сидит, закинув ногу на ногу, подтянув вверх одну штанину и выставив лодыжку с блестящим шрамом в форме полумесяца, тычет в него грязным ногтем, усмехаясь беззубым ртом – пьяный, расплывшийся в счастливой, самодовольной усмешке.

Открыв багажник, Ла Брава наклонился, нащупал внутри футляр с камерой, вытащил «лейку» и поставил широкоугольный объектив.

Тут на миг его ослепила вспышка фар. Оглянувшись, Ла Брава успел заметить, как вновь прибывшая машина развернулась параллельно зданию и ее темный капот остановился под самым фонарем, висевшим над задней дверью. Ла Брава снова сунул руку в футляр, отыскал вспышку, выпрямился и захлопнул багажник.

Из второй машины выскочил молодой парень – крупный, хорошо сложенный, в серебристой спортивной куртке, под которой была синяя униформа. Он забарабанил в дверь своим увесистым кулаком, с трудом запихнув другую руку в карман джинсов. Ла Брава подошел к нему. Парень ухмыльнулся, вновь занося кулак, из уголка его рта торчала зубочистка.

– Как тебе вечерок? – Его речь звучала невнятно.

Крепко сбитый, с хорошо развитыми мускулами, рост по меньшей мере шесть футов и три дюйма, вес где‑то двести тридцать фунтов. Светлые волосы в свете фонаря отливали зеленым– все спутанные, пробора не видно, клочьями прилипшие к голове, словно парень искупался и кое‑как продрал свою растительность пальцами. Вблизи Ла Брава разглядел, что этот тип не так уж и молод, ему хорошо за тридцать, однако он из тех – это подсказывал и его облик, и запах, и выработанное бывшим охранником чутье, – кто вечно толчется в барах, ищет, с кем бы потягаться в армрестлинге. Деревенский тупица, выставляющий напоказ мускулы и демонстрирующий силушку, не выпуская изо рта зубочистки.

– Вечерок как вечерок, – сказал ему Ла Брава. – А у вас как?

– Ну, отдых не задался, но я еще на ногах. – Провинциальный, деревенский акцент делал его речь не совсем разборчивой. – Карточки, что ли, сделать решил?

– Подумываю насчет этого.

– Чего– этого отхожего места? Я бы в таком хлеву коз не держал.

– Вероятно, у них мало денег, их ведь содержит округ, – заступился Ла Брава и сам удивился тому, как резко прозвучал его голос. С этим парнем он, разумеется, ни в чем не сойдется, но и ссориться с ним ни к чему.

– Округ Палм‑бич, черт бы их подрал, – да у них денег больше, чем у любого округа в штате Флорида. Нет, только посмотришь на эту засранную хибару, куда они людей сажают– хороших людей, между прочим, – и подумаешь, будто и впрямь денег нет. Небось из Палм‑бич сюда ни одного чувака не привозят. Они могут нагадить на патрульную машину, а коп только и скажет: «Садитесь, сэр.