Да, это просто игра. По автобану она за четверть часа доедет до убежища Ричарда, она наизусть помнила адрес. Они договаривались выждать по меньшей мере с неделю, пока полицейские не угомонятся, но отсюда так близко, и настроение как раз подходящее.

Захлопнулась дверь, лифт тронулся, увозя вниз Маккормика и двух полицейских из Палмбич.

Именно сейчас. Застать Ричарда врасплох. А то мало ли что ему в голову взбредет…

Отойдя от двери, Джин приостановилась и посмотрела на свое отражение в стеклянной стене позади дивана. Улыбнулась. Нет, это чересчур. Глядя на себя в зеркало, она воспроизвела на лице тревожное выражение с легким намеком на улыбку: «Ну как, Ричард, все обошлось?!» Нет, надо теплее: «Ричард, ты в порядке?» Или даже: «Ричард, я не утерпела, так спешила к тебе!» Пойдет– надо его сразу обезоружить, только не переигрывать.

Ла Брава стоял у окна с телефонной трубкой в руках. Внизу, в парке на той стороне улицы он видел Фрэнни – она сидела в тенечке у мольберта, творя портрет очередной постоялицы «Делла Роббиа», сидевшей лицом к океану. В трубке послышался голос той стройной девушки, Джил Уилкинсон, и Л а Брава спросил:

– Ну как там в Ки‑Уэсте?

– Бесподобно, – ответила она. – Единственное место, где девушка может отдыхать, не боясь, что ее в любой момент могут треснуть по голове. Подождите минуточку. – Она отлучилась на несколько минут. Вернувшись, пояснила: – Простите, у нас тут один клиент разобрал часть потолка и заполз наверх. Не хочет спускаться – дескать, в приемной кишмя кишат аллигаторы. Знай себе твердит: «Лищ гаторы, лигаторы». Вообще‑то он прав, но мы не должны это признавать.

Он спросил ее, как зовут того полицейского, дружбой с которым похвалялся Ричард, – Пэм еще говорила, что знает его.

– Не кладите трубку, – попросила Джил. Он слышал, как она окликает Пэм и переспрашивает у нее. Вернувшись, Джил ответила:– Гленн Хикс, служит в Бока. Расскажите мне про Ричарда. Что еще затеял этот кусок дерьма недоделанный?

В солнечном свете перед мольбертом Фрэнни казалась обнаженной, странная прическа превращала ее в маленькую девочку. Старуха из «Делла Роббиа» поднялась, зашла Фрэнни за спину, чтобы полюбоваться своим портретом. Не сводя с них глаз, Ла Брава набрал номер полиции и продиктовал сержанту Торресу данные о приятеле Ричарда, Гленне Хиксе.

Он пересек улицу, прошел от «Кардозо» до парка Луммус, держа в каждой руке по банке ледяного пива. До чего же она хороша: лиловатый топ от купальника в сочетании с обрезанными джинсами, художница, усердно рисующая под сенью пальм, прекрасный снимок, если суметь его сделать, если ты вообще что‑то умеешь. Художница сосредоточивается, прикусив кончик языка, поднимает глаза – складной стул, где только что сидела ее модель, опустел. Диковинная прическа заколебалась – она поворачивает голову, выжидающе смотрит на него.

– Как дела?

– Как дела? – переспросила она. – Я на три дня уезжала домой на свадьбу, а ты даже не заметил моего отсутствия.

– Вышла замуж? А я‑то тебя повсюду искал.

– Пылал страстью?

– В разумных пределах.

– Нельзя пылать страстью в разумных пределах, Джо, – ты либо пылаешь, либо нет.

– Я не просто пылал страстью, я скучал по тебе. – Он протянул ей банку пива, остановился на минутку, прежде чем занять освободившееся кресло, глянул на мольберт. – Очень здорово. Ты сама‑то это знаешь?

– Кто это?

– Миссис Хеффель. Ты что, не знаешь, кого рисуешь? – Он безошибочно узнал миссис Хеффель.