– Вы думаете, вы спрятались в своей скорлупе, но я вижу вас насквозь, мистер Ла Брава. Покажите мне свои работы.

– В галерее Ивлин они цедили вино и рассматривали мои фотографии.

Джин Шоу наклонилась над его работами, разложенными на столе в номере 201 на втором этаже «Делла Роббиа». Она брала в руки каждый снимок и пристально вглядывалась в него. Ла Брава жил в этом номере вот уже восемь месяцев, но не наложил никакого отпечатка на это помещение, остававшееся безликим гостиничным номером. Он не привык расставлять вокруг свои работы в рамочках или развешивать их по стенам, он не был уверен, что захочет все время смотреть на них. Они хранились на полке в конвертах, лежали в куче журналов на столике. Он рассказал гостье о журнале «Апертура», предлагавшем ему подготовить книгу «Саут‑бич», с портретами стариков, со всей этой уходящей натурой. Этим он сейчас и занимается, правда, не столько работает над книгой, сколько думает о ней. Было бы неплохо создать нечто в этом роде, чтобы на столике у изголовья лежал его авторский альбом, и все же это странно: неужели люди будут платить по тридцать–сорок долларов за книгу с фотографиями других людей, которые никогда не увидят своих фотографий в альбоме, поскольку им не по карману купить его?

– В галерее они пили вино и рассматривали мои картины, приговаривая: «Он подходит к акту искусства как к акту возмездия, как к беспощадной войне против завоеваний технократического общества». Или: «Его творчество – это летопись поражения человечества от рук хищнического капитализма». Еще они говорили: «Очевидно, он воспринимает свое творчество как экзорцизм, как сорок дней в пустыне». А кто‑то сказал: «Это автопортреты. Он видит себя нищим, маргиналом, не вписавшимся в общество». В газетном обзоре писали: «Эстетический подтекст его творчества заключается в постоянном обнажении всех приемов искусства». Хм, а я то думал, что просто занимаюсь фотографией.

– Просто. Что есть, то есть, – сказала Джин Шоу и после небольшой паузы добавила: – И чего нет тоже. Вы это хотите сказать?

Он не требовал от нее таких интеллектуальных усилий.

– Один парень в галерее – это его не то жена, не то приятельница заявила, что я нищий и маргинал, – сказал: «По‑моему, он фотографирует, чтобы зашибить деньгу, а все остальное– детали». Я готов был расцеловать этого малого, но побоялся, что он меня неправильно поймет.

Всматриваясь в очередной снимок, Джин Шоу сказала:

– Они стараются принять позу, но не умеют и в этой попытке открываются нам.

Это ему понравилось. Это было неглупо.

– Ваш стиль заключается в отсутствии стиля. Вы согласны с этим?

– Главное, никаких сложных ракурсов, – сказал он, раздумывая, есть у него стиль или нет. – С ракурсами у меня не слишком хорошо выходит.

– Кое‑кто из них похож на актеров. Я имею в виду грим, костюмы.

– Я понимаю, о чем вы.

– О чем вы думаете, когда делаете эти снимки?

– О чем я думаю? Я думаю о том, что фотографирую, прикидываю, достаточно ли освещения или, наоборот, не слишком ли резко.

– Скажите честно.

– Я вижу «образы, суть которых выходит за пределы локальных обстоятельств, в которых они предстают перед нами».

– Кто это сказал?

– Уолкер Эванс. Или тот человек, который приписал ему эти слова.

– А о чем вы думаете, когда смотрите потом на свои работы?

– Думаю, почему у меня не получается, как у Штиглица.

– Как давно вы этим занимаетесь?

– Почему у меня никогда не получится, как у него.