— Ну, блин, у нас и страна! Он же уголовник чистой воды. Как и я. Я понял, что моя жизнь по-прежнему полностью зависит от тестя. Если он забудет про меня или решит, что я наказан достаточно, то, может, выживу. Когда прощались, Коренев сунул мне остатки сигарет. Мы стояли у двери. Я чувствовал, он хочет сказать что-то еще.

— Что? — спросил я.

— Слушай, не хотел тебе говорить. Вроде ты еще больной, не оклемался… В общем, Ирина умерла.

— Когда?

— Месяц назад. Повесилась в камере.

— Непохоже на Ирину. Она сильная женщина. Может, повесили?

— Может.

— В общем, ты меня понял. Тебя, конечно, могут достать и на Чукотке, но вряд ли кто станет городить огород, посылать людей на край света. Подождем, может, сработает моя бумага. Если что, повторю запрос.

— Спасибо, Эдуард Васильевич.

— Прощай, Саня!

Запрос следователя прокуратуры Коренева сработал с точностью до наоборот.

Прибежала Таня и сообщила, что пришла разнарядка и меня направляют в одну из колоний под Владимир.

— Ты представляешь! Всего двести километров, мы можем видеться каждый месяц. У меня в той колонии знакомая врачиха есть. Поможет свиданки устроить. Ладно, пока! Вечером увидимся.

Господи, я мало чего хорошего делал в жизни женщинам, но они почему-то верят мне. И влюбляются. Мне жалко Таню. Ничего у нас не получится. В моем положении только и дурить ее. Напой сладкого в уши, наобещай и получишь все, что хочешь. Назло себе и Тане, я говорю правду. По моей расстрельной статье меня не освободят раньше, чем через десять лет. Это огромный срок. Целая жизнь. Дадут ли мне ее прожить…

Мне хочется сделать для Тани что-то приятное, и я рассказываю ей про спрятанные четыре тысячи долларов.

— Их легко найти, — я подробно описываю место и дерево, под которым надо копать. — Если доллары никто не выгреб, возьми себе.

— Да ты что! Такая сумма! Мне не надо.

— Таня, это не сумма. В день ареста тесть выгреб у меня полста тысяч наличкой в кабинете и почти столько же пропало на валютном счете.

— Хорошо, я постараюсь их найти, — говорит Таня. — Слушай, почему ты говорил, что Владимирская область это хреново? Ты не хочешь быть рядом со мной?

— Я там долго не протяну.

— Почему?

Неизвестно зачем я рассказываю Тане про свои отношения с тестем и о разговоре со следователем. Для чего? Вряд ли мне сможет помочь девушка Таня, медсестра из тюремной санчасти.

— Значит, получается так. Если будешь рядом со мной, то умрешь. А чтобы жить, тебе надо уехать далеко от меня. Сказка какая-то дрянная. Может, ты все выдумал? Тебе только кажется.

— Может быть, — пожимаю я плечами.

— Нет. Похоже на правду. Тебя ведь уже пытались убить.

За окном ноябрьская ночь. На носу зима. Доживу ли я до весны?

Меня выписали из санчасти и перевели в общую камеру. Она не такая большая, как та, где мне всадили в живот летом заточку. Человек двадцать. Здесь я неожиданно встретил Женьку-«бычка». Встретились, как родные. Рэкетир сразу предложил:

— Топай к нам. Вон там, в углу, наша бригада. Я посмотрел на маячившие в углу такие же бритые головы-шары и отказался.

— Я уже занял шконку. Рядом с дедами спокойное место. После санчасти слабый еще. Сплю целыми днями.

— Ну, как хочешь, — сразу согласился Женька. Он не спросил, почему я угодил в санчасть, зато с удовольствием вспомнил, как мы дрались с Серегой. — Молодец, не струсил! Борман мужик крутой, мог и насмерть пришибить.