— Это дом Раскольникова. Он хотел жить здесь... Если он жив, то его можно найти только здесь...

У Голубкова зазвонил мобильник.

— Да, слушаю.

— Товарищ генерал, это Док. Ахмет жив. Он убил дальнобойщика и подбросил его труп вместо своего.

— Вот это — Раскольников, вот этот переступит, — сказал Голубков.

— Что? — не понял Док.

— Ищи его!

— Есть!

— Что? Что? — заволновались все, когда Голубков отключил мобильник.

— Да так, ничего, Ахмет еще жив, может, и вода не отравлена, но нам-то от этого не легче.

— Почему?

— Потому что он может это сделать в любую минуту. Может быть, он как раз сейчас выливает яд в реку...

ГЛАВА СОРОК ВОСЬМАЯ

Санкт-Петербург

12 июля 200... года, 09.30

Утром из подъезда одной из многочисленных питерских девятиэтажек вышел чернобородый, выбритый до синевы мужчина. На руке у него висела бесформенная черная сумка. В ней могло быть все, что угодно: от тренировочных штанов до бомбы с часовым механизмом. Но то, что на самом деле в ней лежало, было гораздо хуже.

Мужчина спокойно дошел до остановки, дождался автобуса. Затем зашел в метро и сел в поезд, направлявшийся в сторону центра.

Его словно окаменевшее лицо не реагировало на порывы ветра и мелкие, холодные капли дождя, стекавшие по щекам и дальше за воротник куртки. Только один раз, и то чуть заметно, уголок его левого глаза дернулся — когда в метро он услышал диалог двух женщин средних лет, направлявшихся, видимо, на работу.

— Опаздываем.

— Да, но делать нечего. Это самый быстрый способ.

— Слушай, сегодня совещание. По такому случаю могли бы поймать машину.

— Нет.

— Ну не разорились бы.

— Не в этом дело, ты видела, сколько милиции на улицах?

— А это что, везде так? Я думала, только в нашем районе.

— Телевизор по утрам не смотришь?

— А что?

— В том-то и дело, что посты повсюду. И это не ГАИ или там ГИБДД. От этих просто так не отделаешься. Проверяют документы у всего, что движется и не движется.

— А в чем дело-то?

— Понятия не имею. Не сообщают.

— Да ну? Неужели никто ничего не говорит?

— Так, ничего определенного. Какая-то операция по перехвату кого-то там непонятного.

— Ясно, как всегда.

Это и был тот единственный раз, когда на лице чернобородого отразилась эмоция или что-то хоть отдаленно ее напоминающее.

В его поведении не было ничего необычного. При внимательном наблюдении в глаза бросалась только одна деталь; он так бережно нес черную сумку, будто в ней был хрустальный ларец со смертью Кощея. Больше он ничем из толпы не выделялся.

На «Канале Грибоедова» он перешел на другую линию и вышел на станции «Василеостровская».

На узких, по сравнению с другими улицами Питера, линиях острова было много народу, все спешили на работу, несмотря на ранний час. Человек с черной сумкой спокойным, размеренным шагом направлялся к реке.

Моросящий дождь и не думал прекращаться. Капли затекали за воротник наполовину расстегнутой куртки, но он будто не чувствовал их.

На углу Первой линии и Большого проспекта он на мгновение остановился: внимание привлек милицейский пост. Сержант внимательно штудировал документы какого-то молодого человека, с виду похожего на азербайджанца.

— Слушай, командир, что я такого сделал?

— Спокойно, проверка документов.

— У меня все чисто. Что, разве кавказец обязательно террорист?

— Ну-ну, поговори еще!..

Казалось бы, Ахмету, а это был, разумеется, он, нужно было уходить как можно быстрее, но в силу вступила привычка к самоубийственной игре с опасностью: Ахмет остановился и какое-то время наблюдал за происходящим.