|
Маяться ему от напряжения с этими пленными, пока не закончится ночное дежурство. А оно только началось, в тонкой форме уже прохладно, тяжелое оружие оттянуло плечо, ноги в сапогах гудят от усталости. Солдат украдкой оглянулся на офицера, который тоже выдохся на своем посту и теперь шел к черной пасти депо, чтобы передохнуть от проклятой стройки. Понял, что наконец выдалась спокойная минутка, и с облегчением сел на обрубок сосны рядом с насыпью.
Канунников кивнул своим сообщникам – пора! Лещенко, стоящий на шпале, подхватил жердь, подвесил на нее толстый провод и плотно прижал его ко второму висящему обрывку. С громким хлопком во все стороны полетел сноп искр. От него Александр на секунду ослеп, почти на ощупь он прыгнул в сторону, под руками оказалась тугая кожа сапог охранника.
Саша всем телом навалился на немца и с силой вонзил ему в шею крошечное лезвие перочинного ножа. Пальцы плотно закрыли открытый рот, чтобы заткнуть рвущийся наружу крик. Только его вопль смешался с остальными. Вся станция от короткого замыкания погрузилась в темноту. Пленные и их сторожа начали вопить от неожиданности, затопали тяжелые солдатские сапоги, шум перекрывали резкие команды офицера. В ночном сумраке все беспомощно метались по маленькому пятачку, не зная, что делать.
Александр слышал шум будто на далеком расстоянии, время вдруг растянулось в длинные секунды. Он все вгонял лезвие в податливую шею, так что пальцы полностью погружались в теплую пульсирующую кровь. Вся скопленная ненависть вырвалась наружу, он вгонял ее в фашиста через лезвие крошечного ножа.
– Получай, за всех за нас! За мою Родину! – рычал он сквозь зубы при каждом ударе.
Лишь когда тело немца обмякло и затихло, лейтенант очнулся от звуков поднявшейся автоматной пальбы и бросился через полотно железной дороги к лесу. Его ждут, сейчас на расправу нет времени. Мы потом… Хотя внутри все бурлило от смеси ярости и удовлетворения. Сколько он видел этих безликих, бесстрастных немецких рядовых с автоматами на плече! Уверенные в своей безнаказанности, равнодушные к человеческим страданиям, они убивали людей, словно скотину, смотрели блеклым взглядом на матерей, рыдающих над мертвыми детьми, пинали и били прикладами в спину ослабевших стариков. Безликие служаки фюрера слились сейчас воедино в этом единственном безымянном гитлеровце, которого наконец настигло возмездие.
Задыхаясь от приступа волнения, Канунников едва не промчался мимо беглецов, которые затаились между густыми елочками-поростами. Кто-то ухватил Александра за ногу:
– Товарищ, мы здесь! Куда бежать? Быстрее! Показывай!
– За мной! – прохрипел обезумевший Сашка.
Длинные ноги отпечатывали шаги, мозг мгновенно находил приметы верного направления. За спиной пыхтели, стараясь не отстать, трое мужчин. Их подгоняли крики, тоскливый стон сирен – в лагере уже узнали о побеге заключенных и объявили общую тревогу. Облава! Но Сашка бежал, и сердце стучало радостными толчками в такт шагов: они успели! Все получилось! Еще трое спасены!
Беглецы с шумом влетели в ледяную воду. Падая и цепляясь друг за друга, они перешли ледяной ручей. Александр тянул их за рукава робы, помогал, напутствовал вполголоса:
– Терпите, терпите! Так надо, чтобы собаки сбились со следа!
Вот уже второй изгиб водного потока и скалистая высота, по которой он погнал вперед своих спутников:
– Взбирайтесь. Вверх, быстрее!
После сирен лес зашумел гомоном немецких солдат. Александр знал, что еще с десяток минут, и вдоль берега двинется цепь с оружием наперевес, с рвущими поводки овчарками, которые выискивают жертву – испуганных, беззащитных людей среди деревьев. Только они ничего не найдут, беглецы уже карабкались на Сашкины плечи и переваливались через высокую ограду из каменных плит. Он нырнул в узкую щель последним, тяжело прохрипел:
– Когда немцы… будут здесь. |