Я также стала невероятно раздражительной из— за моих противозачаточных таблеток. Я продолжаю рассматривать маленький пластиковый контейнер, чтобы убедиться, взяла ли я таблетку и не потеряла ли я случаем несколько. Когда я пришла в клинику, я хотела воспользоваться еще и диафрагмой, но когда врач ее показ мне, я решила, что ее применение слишком сложно. Я продолжаю думать о прорезании двух отверстий в верхушке и превращении ее в шляпу для кота. Интересно, сделал ли так кто-нибудь еще.

Как и следовало ожидать, клиника напоминает мне о Лил. Я все еще чувствую вину за то, что с ней случилось. Иногда я задаюсь вопросом, чувствую ли я себя плохо из— за того, что это случилось не со мной. Я все еще в Нью-Йорке, занимаюсь постановкой своей пьесы и у меня умный, успешный парень, который пока еще не разрушил мою жизнь. Если бы не было Виктора Грина, Лил была бы все еще здесь, прогуливаясь по песчаным улицам в своем платье от Лоры Эшли и находя цветы на асфальте. И тогда я спрашиваю себя, что, если это все вина Виктора? Возможно, Лил была права: Нью-Йорк просто не для нее. И если бы Виктор не уехал бы тогда от нее, возможно что— то еще могло быть.

Это напомнило мне о том, что сказал Капоте во время затмения. Не нужно беспокоиться из-за того, что я уезжаю в Браун осенью. Это заставляет меня нервничать и потому с каждым днем я все меньше и меньше хочу в Браун. Все мои друзья останутся здесь. Кроме того, я уже знаю, что бы мне хотелось сделать со своей жизнью. Почему я не могу просто продолжать?

Плюс, если я отправлюсь в Браун, я уже не буду получать бесплатную одежду, например.

Пару дней назад голосок в моей голове сказал мне посмотреть на этого дизайнера, Джинкс, в ее магазине на 8 улице. Магазин был пуст, когда я зашла, поэтому я предположила, что Джинкс стояла подсобке, натирая свой кастет. Действительно, когда она услышала звук двигающейся вешалки, она вышла из-за занавески, оглядела меня с ног до головы и сказала

— О! Ты. От Бобби.

— Да, —   сказала я.

— Ты видела его?

— Бобби? Я буду ставить пьесу в его местечке, —  упомянула я вскользь, так, будто я ставлю пьесы сутки напролет.

— Бобби странный, —  сказала она, посвистывая. —  Он действительно однажды облажался, как козел.

— Ммм, —  согласилась я. — Он на самом деле кажется немного...похотливым.

Это заставило ее рассмеяться.

—  Ха-ха-ха. Это отличное слово для него. Похотливый.

— Это именно то, что он из себя представляет. Падкий, да не сладкий.

Я не знала, что конкретно она имела в виду, но согласилась с этим.

При свете дня, Джинкс выглядела менее зловещей и более того, осмелюсь сказать, что она была обычной. Я могла разглядеть, что она одна из тех женщин, которые наносят тонны косметики не потому, что хотят напугать кого-то, а потому что у них плохая кожа. А ее волосы были сухие из-за черной хны. И я представила, что она вышла не из хорошей семьи, и, возможно, у нее был вечно пьяный отец и мать - скандалистка. Я знала, что Джинкс все же талантлива, и я сразу же подумала о том, каких, должно быть, усилий ей стоило попасть сюда.

— Итак, тебе нужно что-то из одежды. От Бобби, —  сказала она.

—  Да. —  На самом деле я даже не думала о том, что надеть на чтения, но как только она произнесла это, я поняла, что это все, о чем я должна была беспокоиться.

― У меня есть кое-что для тебя. — Она зашла в подсобку и вернулась, держа в руках белый виниловый комбинезон с черным кантом вдоль рукавов.

—  У меня не было достаточно денег для ткани, так что я сделала его очень маленьким. Если он будет впору, то он твой.

Я не рассчитывала на такую щедрость. Особенно когда в итоге я вышла с охапкой одежды. Очевидно, я одна из тех немногих людей в Нью-Йорке, которые на самом деле готовы носить белый виниловый комбинезон или платье из пластика, или красные резиновые штаны.