Особенно когда в итоге я вышла с охапкой одежды. Очевидно, я одна из тех немногих людей в Нью-Йорке, которые на самом деле готовы носить белый виниловый комбинезон или платье из пластика, или красные резиновые штаны.
Я была похожа на Золушку и эти чертовы тапочки.
И как раз во время. Мне как раз ужасно надоел мой крысиный голубой шелковый халат, платье моей хозяйки и хирургическая чистка. Как говорит Саманта: — Если люди продолжают видеть тебя в одном и том же старом наряде, они начинают думать, что у тебя нет никакого будущего—
Саманта, тем временем, вернулась в — У Чарли— . Она сказала, что они долго препирались насчет китайских узоров и кристальных графинов, плюсах и минусах устричного бара на их приеме.
Она не могла поверить, что жизнь заставила ее опуститься до этого, но я постоянно напоминаю ей об октябре, когда свадебное торжество будет завершено и ей больше никогда не придется беспокоиться о своей жизни. Это заставило ее сделать одно из тех пресловутых предложений: она поможет мне со списком гостей, приглашенных на чтения моей пьесы, если я соглашусь пойти с ней за покупкой ее свадебного платья.
Такие уж проблемы с этими свадьбами. И они заразительны.
На самом деле, они настолько заразили Донну ЛаДонну и ее маму, что те прибыли в Нью-Йорк для участия в ритуале. Когда Саманта упомянула об их прибытии, я поняла, что настолько погрязла в моей нью-йоркской жизни, что совсем забыла, что Донна — кузина Саманты.
Идея вновь повстречаться с Донной доставляла мне небольшую неловкость, но не заставляла так паниковать, как отдать Бернарду мою пьесу.
Прошлым вечером я, наконец, собрала все свое мужество в кулак и представила Бернарду свои рукописи. Я буквально доставила ему это на серебряном блюдечке. Мы были в его квартире, и я нашла серебряное блюдо, которое Марджи упустила из виду, и повязала большую красную ленточку вокруг него, подав блюдо во время того, как он смотрел МТВ. Все это время, конечно, я думала, что на этом серебряном блюде должна быть я.
Теперь я не хочу давать ему вообще ничего. Мысль о том, что Бернарду не понравится пьеса после того как он прочтет ее, заставляет меня быть вне себя от беспокойства. Я расхаживаю по квартире все утро, ожидая его звонка, молясь, что он позвонит до того, как я отправлюсь на встречу с Самантой и Донной ЛаДонной в Кляйнфелд.
Я все еще не слышала ничего от Бернарда, зато Саманта звонила уже сотни раз. Она продолжает названивать мне, напоминая о нашей встрече.
— Это ровно в полдень. Если мы не явимся туда минута в минуту в двенадцать, мы потеряем комнату.
— Кто ты? Золушка? Скажи еще, что твое такси превратиться в тыкву вдобавок.
— Не смешно, Кэрри. Это же моя свадьба.
Совсем скоро я должна буду встретиться с Самантой, но Бернард еще не звонил, чтобы сказать, понравилась ли ему моя пьеса или нет. Вся моя жизнь весит на волоске. Телефонный звонок. Должно быть это Бернард. Саманта уже должна была исчерпать запас пятаков к этому времени.
— Кэрри? — Саманта практически кричала в трубку.
— Почему ты все еще дома? Ты должна быть уже на пути к Кляйнфелду.
— Я уже выхожу, — сказала я, свирепо посмотрев на телефон, и запрыгнув в мой новый комбинезон, побежала вниз по лестнице.
Кляйнфелд в миле отсюда, в Бруклине. Мне нужно будет проехать около пяти остановок метро, и когда я садилась на другой поезд, я дала волю своей паранойе и позвонила Бернарду. Но его не было дома. Его не было и в театре. На следующей станции я попыталась набрать его снова. Где же он, черт возьми? Когда я вышла из поезда в Бруклине, я поспешила к телефонной будке за углом. Телефон звонил и звонил. Я бросила трубку. Я уверена, Бернард избегает моих звонков намеренно. Должно быть он прочитал мою пьесу и она ему не понравилась, поэтому он не хочет говорить мне. |