Бернард ждет меня, прислонившись к капоту небольшого бронзового Мерседеса. На его загорелых голых ногах надеты лоферы от Гуччи. Миранда была права: пластиковое платье и сапожки Fiorucci были идеальными для мегаполиса, но совсем не к месту в маленьком городке. Но Бернарда это не волнует. Он берет мою сумку, прерываясь на поцелуй. Его губы величественны, и в то же время так хорошо знакомы. Мне нравится, что я ощущаю зубы-резцы у него во рту.

— Как поездка?  — спрашивает он, приглаживая мне волосы.

— Здорово, — говорю я, затаив дыхание, и думая как же хорошо мы проведем время вместе.

Он придерживает дверь, и я скольжу на переднее сиденье. Машина старая, шестидесятых годов выпуска, с полированным деревянным рулем и блестящими никелевыми циферблатами.

— Это твоя машина?  — спрашиваю я, кокетливо.

— Питера.

— Питера?

— Мужа Тензи, — он заводит машину, включает передачу и рывком двигается с места.

— Прости, — он смеется,  — Я немного отвлекся. Не пойми неправильно, но Тензи настояла, чтобы ты была в отдельной комнате.

— Почему?— бросаю я раздраженно, но в глубине чувствую облегчение.

— Она начала выпытывать у меня, сколько тебе лет. Я сказал, что это не ее собачье дело, и поэтому она что-то заподозрила.

— Тебе же больше восемнадцати, правда?  — спрашивает он полушутливо.

Я вздыхаю, будто этот вопрос нелепый.

— Я говорила тебе. Я на втором курсе в колледже.

— Просто проверяю, котик, — говорит он, подмигивая.  — И не бойся жить у Тензи. Она может придираться, но у нее большое сердце.

Другими словами, она законченная сука.

Мы въезжаем на длинную дорожку из гравия, которая ведет по парку и заканчивается перед домом с черепичной крышей. Он не настолько огромный, как я представляла (учитывая, какие особняки я видела по пути), но все же довольно большой.

Выглядит так, будто дом обычного размера, присоединили к каким-то амбарным строениям.

— Красивый, правда? — спрашивает Бернард, глядя на дом сквозь лобовое стекло. — Я написал здесь свою первую пьесу.

— Правда?— отвечаю я, выходя из машины.

— Переписал, точнее. Первый вариант я написал во время рабочей смены на заводе по розливу в бутылки.

— Это так романтично!

— Тогда не очень. Но спустя время, да, это звучит романтично.

— Превратилось в клише? — спрашиваю я, дразня.

— Как-то я пошел с приятелями вечером на Манхэттен погулять, — продолжает он, открывая багажник. — Наткнулся на Тензи в клубе. Она настояла, чтобы я отправил ей свою пьесу. Сказала, что она агент. Я даже не понимал тогда, что за агент. Но я отправил ей пьесу, решив, будь что будет. И следующее, что она сделала — пригласила меня сюда на лето. Здесь я смог писать. Не отвлекаясь.

— И тебя... — спрашиваю я, пытаясь найти нужное слово, — ... не отвлекали?

Бернард смеется.

 — Когда отвлекали, это не было невежливым.

Дерьмово. Значит ли это, что он спал с Тензи? А если спал, то почему не сказал мне? Вообще-то, мог бы предупредить. Я надеюсь, что во время уикенда не всплывут еще какие-нибудь неприятные факты.

— Не знаю, чтобы я без Тензи делал, — говорит он, обнимая мои плечи одной рукой.

Мы уже почти вошли в дом, когда появляется Тензи собственной персоной, бодро шагая по тропинке, выложенной плиткой. На ней надета белая тенниска. Пока у меня не было возможности узнать, большое ли у нее сердце, зато сразу видно, что грудь - огромная. Груди так натягивают ткань ее рубашки-поло, как будто это два камня, которые вот-вот извергнутся из клокочущего вулкана.