Я хихикаю.

 — Не уверена, что жить вечно — это хорошая идея.

—Не уверены? — повторяет Питер. — Это кроваво ужасная идея. Как вас угораздило оказаться среди этих людей?

— Я встретила Бернарда и…

—Я имею в виду, чем вы занимаетесь в Нью-Йорке?

—О, я -  писатель, — просто отвечаю я. Я сажусь немного прямее и добавляю. — Я учусь в Новой Школе, и на следующей недели состоится первое чтение моей пьесы.

—Отлично сработано, — говорит он, кажется, впечатленный этим. — Ты уже говорила с моей женой?

Я уставилась в тарелку.

— Не думаю, что ваша жена интересуется мной или моей пьесой, — я обвожу стол взглядом и смотрю на Тензи.

Она пила красное вино, и ее губы стали слегка фиолетовыми.

 — С другой стороны, мне вовсе не нужно одобрение вашей жены, чтобы добиться успеха.

В этот момент часть моего маленького эго выплыло на поверхность.

— Вы очень уверенная в себе юная леди, — заметил Питер. А затем, чтобы подчеркнуть тот факт, что я зашла слишком далеко, он одарил меня одной из тех невероятно вежливых улыбок, которая, возможно, поставила бы на место саму королеву Англии.

Я застыла в позоре. Почему я просто не могу держать язык за зубами? Питер просто пытался быть дружелюбным, а я только что оскорбила его жену. В дополнение к предполагаемому греховному высокомерию. Это приемлемо в мужчине, но не в женщине. Или просто не в этой обстановке, во всяком случае.

Я хлопаю Питера по руке.

—Да? — повернулся он. Не было никакой резкости в его голосе, лишь смертельная незаинтересованность.

Я уже было собиралась спросить его, если бы я была мужчиной, стало бы он судить меня так резко, но его выражение лица остановило меня.

— Вы не передадите мне соль? — спросила я, тихо добавив. — Пожалуйста?

Я пыталась замять это в течение всего обеда, пытаясь быть интересной, рассказывая долгие истории о шотландском гольфе, о котором Питер рассказывает нашему краю стола. Когда тарелки стали пусты, я надеялась, что мы с Бернардом можем улизнуть, но вместо этого мы прошли на террасу на кофе и десерт. После чего была игра в шахматы в гостиной. Бернард играл с Питером, в то время как я облокотилась на край стула Бернарда, делая вид, что плохо играю. Правда в том, что каждый, кто хотя бы на половину хорош в математике, может играть в шахматы. И после того, как Бернард сделал уже несколько неверных ходов, я начала тихонько давать ему советы. Бернард начал побеждать и небольшая толпа начала собираться, чтобы стать свидетелями такого зрелища.

В конце концов, Бернард отдает мне все заслуги, и мое достоинство в их глазах выросло. Может я, наконец, стала для них соперником.

—Где ты научилась играть в шахматы? — спросил он и взял еще напитки для нас из плетеной корзинки в углу.

— Я всегда играла. Мой отец научил меня.

Бернард коснулся меня, ошеломленный.

— Я только что осознал, что ничего о тебе не знаю.

— Это потому, что ты забывал спросить, — игриво отвечаю я, мое равновесие восстановлено. Я оглядываю комнату. — Эти люди когда-нибудь пойдут спать?

— Ты устала?

—Я думала...

— У нас для этого еще куча времени, — говорит он, зарываясь в моих волосах губами.

—Голубки, — Тензи машет нам, сидя на диване. — Идите сюда и присоединяйтесь к обсуждению.

Я вздыхаю. Бернард может и был готов покинуть вечер, но Тензи собиралась держать нас внизу.

Я терплю еще час политических дискуссий. Наконец, когда глаза Питера закрылись, и он уснул в своем кресле, Тензи прошептала, то, может, нам стоит пойти спать.

Я даю Бернарду осмысленный взгляд и стремительно бегу в мою комнату.