– И что, один пил?

– Один. Нашла я потом в ящике под полкой пустую бутылку из‑под коньяка, дорогой коньяк в непрозрачной бутылке с золотом, не помню, как называется. Нажрался и проспал, видать, до самой Вологды.

– До Вологды?

– Ну да. В Вологде он бегал на вокзал или к киоску на перроне за пивом. Купил аж четыре банки импортного пива и еще каких‑то бутербродов целый мешок.

– Какой мешок?

– Полиэтиленовый.

– С бутербродами?

– Ну, не знаю, я так думаю. Пиво видела, он меня угощал, но я отказалась. А он: «У меня, – говорит, – трубы горят, хозяйка». Оно мне надо знать‑то, что у него там горит?

– Значит, если я правильно вас понял… Поезд отправился по расписанию – в двенадцать часов десять минут, так?.. Когда он в Пушкино?

– Да минут через сорок пять – пятьдесят.

– В Пушкине вы его видели?

– Ой, да он у меня, что, один, что ли? Видела перед Пушкином, говорю ведь…

– Перед или после, Вероника Лаврентьевна?

– Перед, перед.

– А потом когда?

– Потом… потом в Вологде, кажется.

– А когда поезд приходит в Вологду?

– В двадцать сорок.

– Еще один вопрос. Вы видели, как он в Вологде выходил из вагона?

Она снова задумалась, коротко пожала плечами и ответила, усмехнувшись:

– Ой, да ну что вы, скажете, тоже? Он у меня один был, что ли? В Вологде‑то половина вагона выходит, другие пассажиры садятся, стоим двадцать минут, а еще надо успеть белье заменить…

В дверь громко постучали, она отперла, на пороге предстал бригадир в сером отутюженном кителе.

– Что ты Наташе не поможешь, – сказал с упреком, зыркнув на Решетникова. – Посадка началась!

Решетников извинился, принимая гнев на себя, и встал, чтобы уйти.

– Значит, вы до Вологды его не будили? – уточнил еще раз, уже в дверях.

– Верно.

Решетников протиснулся к выходу, в тамбуре постоял, пропуская пассажиров с коробками.

– Спасибо, Вероника. Счастливого пути!

Она кивнула с улыбкой, подменив проверяющую билеты Наташу, и та побежала куда‑то вдоль состава; а Решетникову было в другую сторону – через северный выход, так ближе к машине, и он потащился по краю платформы не солоно хлебавши, совсем не чувствуя облегчения на сердце.

Через пять минут из «Жигулей» он уже звонил Столетнику, докладывал, что в действиях его образовалась вынужденная пауза на раздумья, и он готов целиком и полностью поступить в его распоряжение.

– Вик! – сказал Столетник. – Ты молодец, Вик! Угадай, кто явился в агентство?

– Понятия не имею.

– Люсьена Воронова собственной персоной!

ГЛАВА 36

Каменев пил крепкий кофе из крышки термоса и ел бутерброд с копченой колбасой. Он сидел в темном салоне «Нивы», во дворе тридцать шестого дома с давно погасшими окнами. По всему периметру не было видно огней улиц, небо затянули тучи (изредка по крыше машины барабанил дождь). Порой Старому Оперу казалось, что он вообще один в целом свете. С вечера он еще отвечал на звонки Столетника, знал, что в дело вошли Игорь, Вадим и Алик, но сам от их помощи отказался, потому что не был уверен в правильности своих действий – так, рассчитал процентов на пятьдесят, что может подфартить.

Несколько минут он даже подремал. Подмывало добежать до ларька и взять стограммовый стаканчик с «Русской» – все ждать было веселее. Но потом он все же передумал, вспомнив о своем обещании Леле стать на путь исправления.