Глупо, очень глупо. Богданович! Ну какой самоубийца за минуту до смерти станет заботиться о следах? Тут ты допустил оплошность. Волновался, да? Убить человека, да еще собственную жену, может палач с большим опытом и крепкими нервами. Крепкими, а не расшатанными алкоголем. Опыта тебе не занимать. Где ты так научился убивать, я тебе тоже расскажу, если ты не захочешь рассказать мне об этом первым… А потом ты обулся, продел в ушко засова леску, вышел, прижал дверь и задвинул засов. Леску не нужно было бросать, выйдя с дачи, нужно было бросить ее на берегу. Но убийцы твоего ранга не способны предвидеть нюансов… Спокойствие пришло к тебе, когда ты благополучно, опять же, никем не замеченным, дошел до машины, и поехал в аэропорт. Впрочем, нюансы тебя не очень беспокоили, Богданович: ведь ты планировал, что труп жены обнаружишь сам, правда? Тогда можно было бы позвать кого‑нибудь из соседей, взломать запертую изнутри дверь, ворваться на дачу всем кагалом и натоптать. И были бы свидетели этого «обнаружения» и твоего обморока. Когда бы приехала милиция, тут бы уже экспертам делать было нечего – все залапано и затоптано.
Откуда тебе было знать, что Кира заплатит за то, чтобы мы установили за тобой слежку, полагая, что, если ее подозрения подтвердятся, мы сами сообщим органам, а если нет – твою репутацию торгаша номер один она не запятнает. Хотя я допускаю и обратный ход: она навела на тебя, чтобы получить права на все твое ворованное имущество, а не довольствоваться подачками, которые ты ей бросал, как собачонке. Может быть, она тоже хотела стать королевой, а не быть твоей домработницей. Поди теперь, разберись. У мертвой не спросишь… – Решетников снова закурил. – Я не моралист, Богданович. Я сыщик. Мое дело – факты и улики. Нюансами займется следователь прокуратуры Кокорин. Шорникова Генпрокуратура отстранит, Донца и Рознера тоже. Воронова написала, как в девяносто втором вы ее покупали. А может быть, тобой займется следователь Протопопов, которого, конечно, восстановят и в должности, и в звании… Сейчас о том, что было дальше… Ты приехал в аэропорт, оставил машину на стоянке, рейс Р‑2395 вылетел исправно, без задержки, в метеослужбу вологодского аэропорта ты позвонил еще утром. Конечно, здесь был риск, но кто не рискует, тот не пьет коньяк. К тому же у тебя наверняка был запасной вариант. В восемнадцать сорок ты вылетел, а прилетел в двадцать часов десять минут. Шестнадцатый поезд приходит в Вологду в двадцать сорок – через восемь с половиной часов, да еще полчаса стоит, плюс – поправка на опоздание. Так что времени, чтобы доехать до железнодорожного вокзала в такси, переодеться в тренировочный костюм в общественном туалете вокзала и купить бутербродов с пивом, вполне хватило. «Трубы» у тебя еще не «горели», как ты сказал проводнице, сделав вид, будто бегал на вокзал за пивом. Трубы у тебя горели наутро, когда ты прибыл, как полагается, в Архангельск, где тебя встречали твои кореша, которых ты уведомил о приезде телеграммой. Их было много, сейчас мой напарник в Архангельске выясняет, что там у тебя за «концы». Разумеется, туда ты приехал уже под своей фамилией, а не под фамилией Савельева Алексея Владимировича. Ты уничтожил ксиву или думаешь, что она тебе еще пригодится?.. Может быть, заграничный паспорт на имя Савельева у тебя тоже заготовлен? Куда ты собираешься теперь драпать, Богданович? На каких счетах, в какой стране тебя ждет не дождется твой «черный» миллион?..
Слышно было, как мимо по улице пронеслась грузовая машина; далеко, в противоположном конце поселка, кто‑то пилил электропилой дрова; кукарекал петух, проспавший рассвет; скрипела ручка колонки, и текла в ведро вода где‑то по соседству. Богданович сидел бледный, как спирохета, с полуприкрытыми, дрожащими, с рыжеватыми ресницами веками, и было неясно, готовится он к прыжку или собирается разыгрывать сердечный приступ. |