Но он вошел в сени, затем – в комнату с камином и сел на табуретку, нахохлившись и не чувствуя себя здесь больше хозяином. Решетников проследовал за ним. Опустился на скамейку возле окна.
Довольно долго они сидели молча.
– Так как вас теперь называть, мистер Икс? – заговорил Решетников. – Савельевым вы себя, значит, признавать не желаете?
– Не знаю, кто это! – мрачно отрезал Богданович, решив, что лучше помолчать и узнать, что этому сыскарю известно, а что нет и как себя вообще с ним вести.
– Не знаете? – закурил Решетников и придвинул к себе стоявшую на дощатой столешнице баночку из‑под шпрот со свечным огарком посередине. – А кто вашу жену убил, вы тоже не знаете?
– Моя жена покончила жизнь самоубийством.
– Да бросьте! Я с ней разговаривал часа за четыре до ее смерти, достаточно подробно, прежде чем согласиться выполнить ее поручение. И проявлений недовольства жизнью не заметил. Если не считать вас.
– Это что, она вам так сказала? – усмехнувшись, отвернулся к камину Богданович и стал смотреть в камин, словно там горел огонь.
– В этом состояло ее поручение: следить за каждым вашим шагом. Основания подозревать вас у нее были. Полагаю, о них вы мне расскажете.
– Решетников! Полегче на поворотах! Не забывайте, что за все придется платить по счетам!
– Слово «платить» – по вашей части. Вы ведь торговый работник.
– Это что, порок?
– Нет, порок заключается в том, что вы насильник, садист и убийца, Богданович, он же Савельев! Других фамилий у вас нет?
Богданович вскочил, рванул табуретку из‑под себя и, широко размахнувшись, собирался метнуть ее в Решетникова, но на замах ушло слишком много времени: детектив успел выхватить из кармана телескопическую дубинку, похожую на прут танковой антенны, способную перерубить два положенных друг на друга силикатных кирпича, и полоснул его по груди. Богданович взвизгнул и отлетел к камину.
– Еще один такой жест, и я позову милиционера, – предупредил Решетников, положив перед собой сотовый телефон. – Встать! – рявкнул вдруг. – Встать, Богданович!
Рыча от злости и сжимая кулаки, Богданович встал.
– Сядь на табуретку, гнида! Я кому сказал?!
Богданович повиновался.
– За что ты убил свою жену?!
– А ты докажи, сыскарь! – брызнув слюной, запальчиво выкрикнул Богданович и тяжело задышал: – Докажи!.. Небось один сюда приплыл? Реброва, Иуду, купил, чтобы он меня выманил! Что ж ты в органы не сообщил, а сюда приехал, в окошко полез, спектакли тут стал разыгрывать?! – Он снова вскочил и, сделав непристойный жест, гневно закричал: – Вот тебе! Ни хрена ты не докажешь! И отвечать за свою подлянку будешь кровью! Кровью, падло, понял?!
– Повидал я вашего брата, Богданович, – во! – полоснул себя ребром ладони по горлу Решетников. – И в сизо, и на зоне. Козел опущенный!.. Сидеть!!! Сидеть, я сказал! И слушать! Донца, Шорникова и Рознера выбрось из головы. Больше они тебе не помогут. И откупиться тебе не удастся, как ты откупился от Вороновой. Не хочешь говорить – я тебе расскажу, как все было… В пятницу семнадцатого числа ты купил билет до Вологды в кассе центрального аэровокзала на Ленинградском на имя Савельева. Что ты делал в субботу, воскресенье и понедельник, ты мне еще расскажешь – пока мы это опустим. А во вторник ты сообщил Кире, что должен съездить в Архангельск в командировку, и предложил ей наведаться на дачу. Кое‑что подготовить, чтобы она могла в твое отсутствие приезжать сюда сама. А именно – засов вместо обыкновенного крючка. Для этого пришлось оторвать планку, ты ее распилил и бросил в камин, чтобы не обратить ничьего внимания на то, что на двери стоит новый засов. |