Несколько человек, оставшихся на сцене, не спеша собирали бумаги со стола. Молчаливые крутолобые сотрудники безопасности фонда «Альтаир» обходили зал, внимательно осматривая кресла, плинтусы, отдушины. Сворачивали аппаратуру телевизионщики.

– По законам психологии восприятия, Марк Иванович, не имеет значения, с каким знаком идет информация – плюсом или минусом, – заметил пресс‑секретарь, перематывая кассету в диктофоне. – Эксцентричный Жириновский, способный дать в морду корреспондентке или затолкать в кладовку бабушек – смотрительниц музея, успешно сидит на своем партийном месте и находит поддержку у избирателей – не меньшую, чем образованный и интеллигентный Явлинский.

– Ладно, оставь ты этот ликбез для своих детей! – напыжился генерал.

– Все будет хорошо, – заверил молчавший все это время казначей партии Богданович, владевший сетью супермаркетов в центре столицы. – Сейчас наши ребятки им нальют, проинструктируют, дадут по конвертику кому следует.

– Тихо прошло, – покачал головой заместитель министра юстиции Донец, – слишком мягко.

– По‑твоему, нужно было устроить скандал? – улыбнулся вице‑президент федерации мотобола, заместитель Костромского Грэм Напрасников.

– Либо скандал, либо начать с фуршета. А то, понимаешь, «Власть и порядок», а ни порядка, ни власти они не почувствовали.

– Почувствуют еще, дай срок, – засмеялся полковник Мукосеев, пропуская «партайгеноссе» вперед к выходу.

Через час два ящика с водкой «Абсолют» опустели, поредели на подносах бутерброды с сырокопченой колбасой. Было разрешено курить в банкетном зале, разговор прессы с партийцами вошел в предусмотренное организаторами русло. Сумбурные речи, пьяные речи, даже нестройное пение.

– Господа! – пошатнувшись, вышел на середину зала корреспондент Мозин. – Есть предложение выпить за власть и порядок!

Член партии Кокоша подмигнул полковнику Ряхину, позировавшему фотокору «Огонька»:

– А ты говорил, «Нью‑Йорк дейли ньюс» нас представит в негативном свете!

Полковник улыбнулся, мигнула вспышка.

Леонтий Богданович задержался в раздевалке. Отойдя в сторону, пока одевались Аден с Напрасниковым, он суетливо ощупал карманы брюк и пиджака, проверил кожаное пальто, открыв «дипломат» на шифрозамках, выложил на подоконник штемпель, чернильную подушечку, бланки ведомостей в розовой пластиковой папке, футляр с авторучкой «Паркер», электронную записную книжку, проверил карманы, затем принялся складывать все это обратно.

– Что‑то забыл? – поинтересовался Аден.

– Все в порядке. Квитанцию о перечислении взносов… вот она, – пробормотал Богданович и поспешил захлопнуть «дипломат».

На самом деле он не мог найти ключи от сейфа. Оставалось надеяться на то, что оставил их дома. Он шел за Напрасниковым и Аденом к выходу, мучительно вспоминая, когда доставал их из кармана в последний раз или пользовался брелоком‑фонариком, но слишком много выпил и никак не мог сосредоточиться. Они вышли на воздух, не спеша направились к стоянке. Впереди и сзади шли телохранители Адена. Приятель Напрасникова Холмский громко рассказывал скабрезный анекдот, хохотали чемпионы по мотогонкам Бецкой и Чердаков. Уже стемнело, шел одиннадцатый час. Машины со стоянки вливались в пестревший огнями поток на Старопетровском проспекте. Богдановича должен был подбросить до дома Аден – за рулем его «Хонды» сидел шофер. Об этом они договорились еще днем, когда Аден приезжал в маркет «Ихтиандр» за рыбой: хотелось отвести душу, надраться на банкете, а водителя Богданович отпустил на похороны, поэтому его «Вольво» оставался в гараже.