- Щукин... беги, - промычал он, всхлипывая. Щукин  выстрелил  несколько

раз по направлению оранжереи, и в ней вылетело несколько стекол. Но огромная

пружина,  оливковая  и  гибкая  сзади,   выскочив   из   подвального   окна,

перескользнула двор, заняв его весь пятисаженным телом, и в мгновение обвила

ноги Щукина. Его швырнуло вниз на землю, и блестящий револьвер  отпрыгнул  в

сторону. Щукин  крикнул  мощно,  потом  задохся,  потом  кольца  скрыли  его

совершенно, кроме головы. Кольцо прошло раз по голове, сдирая с нее  скальп,

и голова эта треснула. Больше в совхозе не послышалось ни  одного  выстрела.

Все погасил шипящий, покрывающий звук. И в ответ ему очень далеко  по  ветру

донесся из Концовки вой, но теперь уже нельзя было разобрать, чей  это  вой:

собачий или человечий.

     Катастрофа

     В ночной редакции газеты "Известия" ярко  горели  шары,  и  выпускающий

редактор на свинцовом столе верстал вторую полосу с телеграммами  "По  Союзу

республик". Одна гранка попалась  ему  на  глаза,  он  посмотрел  на  нее  и

захохотал, созвал вокруг себя корректоров из корректорской  и  метранпажа  и

всем показал эту гранку. На узенькой полоске сырой бумаги было напечатано:

     "Грачевка, Смоленской губернии. В уезде появилась  курица  величиною  с

лошадь и лягается, как конь. Вместо хвоста у нее буржуазные дамские перья".

     Наборщики захохотали.

     - В мое время, -  заговорил  выпускающий,  хихикая  жирно,  -  когда  я

работал у Вани Сытина в "Русском слове", допивались до слонов. Это верно.  А

теперь, стало быть, до страусов.

     Наборщики хохотали.

     - Что же, ставить, Иван Вонифатьевич? - спросил метранпаж.

     - Да ты  что,  сдурел?  -  ответил  выпускающий.  -  Я  удивляюсь,  как

секретарь пропустил, - просто пьяная телеграмма.

     Поэтому "Известия" и вышли на другой день,  содержа,  как  обыкновенно,

массу интересного  материала,  но  без  каких  бы  то  ни  было  намеков  на

грачевского страуса. Приват-доцент Иванов, аккуратно читающий "Известия",  у

себя в кабинете свернул лист "Известий", зевнул, молвил: ничего интересного,

и стал надевать  белый  халат.  В  кабинете  же  профессора  Персикова  была

кутерьма. Испуганный Панкрат стоял и держал руки по швам.

     - Понял... слушаюсь, - говорил он.

     Персиков запечатанный сургучом пакет вручил ему, говоря:

     - Поедешь прямо в Отдел животноводства  к  этому  заведующему  Птахе  и

скажешь ему прямо, что он - свинья. И пакет отдай.

     Персиков бушевал.

     - Это черт знает что такое, -  скулил  он,  разгуливая  по  кабинету  и

потирая руки в перчатках, - это неслыханное издевательство надо мной  и  над

зоологией. Эти проклятые куриные яйца везут грудами, а я 2  месяца  не  могу

добиться необходимого.