Я допил свой чай.
- Хотите сигарету? - спросила миссис Стрикленд.
Она оглянулась, ища коробку, но ее не оказалось под рукой.
- У нас, видимо, нет сигарет!
Внезапно она разразилась слезами и выбежала из комнаты.
Я опешил. Видимо, отсутствие сигарет, которые, как правило, покупал ее
муж, больно резануло ее, и новое чувство, что вот теперь некому
позаботиться о доме, вызвало приступ боли. Она вдруг поняла, что прежняя
ее жизнь кончилась навеки. Невозможно было дольше соблюдать светские
условности.
- Я полагаю, мне лучше уйти, - сказал я полковнику и поднялся.
- Вы, верно, уже слышали, что этот негодяй бросил ее? - запальчиво
крикнул он.
Я помедлил с ответом.
- Да, мне намекнули, что у них что-то неладно.
- Он сбежал. Отправился в Париж с какой-то особой. И оставил Эми без
Гроша.
- Как это печально, - сказал я, не зная, что, собственно, сказать.
Полковник залпом выпил свое виски. Это был высокий, тощий мужчина лет
пятидесяти, седоволосый, с обвисшими усами. Глаза у него были голубые,
губы дряблые. Из прошлой встречи в памяти у меня осталось только его
глупое лицо, и еще я запомнил, с какой гордостью он рассказывал, что до
отставки, лет десять подряд, играл в поло не менее трех раз в неделю.
- По-моему, миссис Стрикленд сейчас совсем не до меня, - заметил я. -
Передайте ей, что я очень скорблю за нее и почту за счастье быть ей
чем-нибудь полезным.
Он меня даже не слушал.
- Не знаю, что с нею будет. Кроме всего прочего, у нее дети. Чем они
будут жить? Воздухом? Семнадцать лет!
- Семнадцать лет? Что вы хотите этим сказать?
- Они были женаты семнадцать лет, - отрезал он. - Мне Стрикленд никогда
не нравился. Конечно, он был моим свояком, и я ничего не мог сказать. Вы
считаете его джентльменом? Не надо было ей выходить за него замуж.
- Так, значит, это окончательный разрыв?
- Ей остается только одно - развестись с ним. Я ей так и сказал:
немедленно подавайте прошение о разводе, Эми. Это ваша обязанность перед
собой и перед детьми тоже. Пусть он лучше мне на глаза не попадается. Я
задам ему такую взбучку, что он своих не узнает.
Я невольно подумал, что полковнику Мак-Эндрю будет не так-то легко это
сделать - Стрикленд был дюжий малый, - но промолчал. Как это печально, что
оскорбленной добродетели не дано карать грешников. Я вторично сделал
попытку откланяться, как вдруг вошла миссис Стрикленд. Она успела вытереть
слезы и припудрить нос.
- Мне очень жаль, что я не совладала с собой, - сказала она. - Хорошо,
что вы еще не ушли.
Она села. Я окончательно растерялся. Мне было неловко заговорить о
предмете, вовсе меня не касающемся. В ту пору я еще не знал, что главный
недостаток женщин - страсть обсуждать свои личные дела со всяким, кто
согласен слушать. Миссис Стрикленд, казалось, сделала над собой усилие.
- Что, об этом уже много говорят? - спросила она. |