– Надыть, часа два…
– Надыть! Набрался‑таки. Ты что думаешь, получишь отцовский меч, так сразу станешь при дворе почитаемым гостем? Да за одно такое словечко тебя на королевском пиру, как говаривал наш менестрель, глодаными костями закидают! Что уставился в пол? В глаза смотри, когда я с тобой разговариваю!
Пы снова замычал, но глаз не поднял. Зато принцесса их опустила – и чуть не ахнула: у нее самой из‑под длинной, ниже колен, куртки торчали посиневшие от холода босые ноги. Да еще и эта полуобглоданная лебединая кость в руке…
– Марш спать! Борба на смену пришли.
Она осталась одна, совершенно не представляя себе, что делать дальше. Какие‑то смутные намеки со стороны Паянны – уж, не к очередной ли беде? Только с недосыпа ее слова из головы уже вылетели. И не удивительно: все заслоняло одно – ею, ненаследной принцессой Джаспера, столько дней играли, как соломенной куклой…
На дворе нехотя светало. Сейчас явится Борб. Она хрустнула пальцами: как учил ее Иссабаст; если не знаешь, с чего начинать, вспомни, не числится ли за тобой какой‑нибудь долг.
Долг имел место. В доме Алэла, несомненно, что‑то стряслось, и она по‑рыцарски обязана предложить ему помощь.
Она вернулась в шатровый покой, согнала с сундука Кукушонка и старательно выбрала одежду – чтобы не выглядеть при полном параде, что неуместно, но и не кое‑как, все‑таки визит к царственной особе.
– Скажешь Юргу, что я у Алэла, – шепнула она Кукушонку, который глядел на нее с непонятным упреком.
Вот только птичьих обид ей и не хватало.
Она перенеслась на вершину королевского островка, затопленного предрассветным кисельным туманом, против которого шуршащая здесь дождевая пыль был бессильна. Громадная хрустальная полусфера, венчающая королевский островок с недавних пор, потускнела от змеящихся потеков и казалась даже приплюснутой; нижняя часть, уже инкрустированная драгоценными камнями, под слоем дождевой воды потеряла свою искристую легкость и теперь уныло мечтала о лучшей доле. Повсюду в глубоких лужах мокли горки изумрудов, сапфиров и алмазов.
Она поискала глазами то место, где должен был лежать возвращенный ею амулет. Но сейчас там разлегся непомерно косматый и вдрызг промокший свянич; он свирепо защелкал жвалами, когда мона Сэниа приблизилась к нему. Мелкая суетливая молния отразилась в рачьих глазках. Ну, понятно: прикрыл собой Ракушку, точно понимал, что ее не должна была коснуться ни капля воды.
– Молодец, – сказала принцесса, – свое дело знаешь. Только где же все население?
А действительно, кругом ни души. И в море ни одной рыбачьей лодки – неужели ненастный рассвет так всех напугал? А еще потомственные рыбари.
Пришлось слететь вниз, в гостеприимный садик. Но и там было пусто, только разноцветные лужицы на столе – следы размытых Ардинькиных рисунков. От этого безлюдья с каждой минутой становилось все тоскливее и беспокойнее. Сэнни торопливо спустилась еще ниже, на ступеньки пологой лестницы, ведущей к простой дощатой двери в жилище всемогущего короля всех первозданных; сегодня она была плотно притворена. Растущая тревога заставила ее постучаться. Створки тотчас распахнулись, словно стоявший за ними ожидал кого‑то, и принцесса чуть не отшатнулась: в темном проеме означилась совершенно белая призрачная тень.
– Войди, моя милая, – голосом Ушини прошелестела тень, ускользая вглубь неосвещенной передней.
Девушка переступила порог. Похоже, что в королевской избушке нешуточные проблемы, так что надо будет объясниться покороче.
– Присядь, – скорее угадалось, чем расслышалось. Принцесса вдруг подумала, что таким безнадежным тоном можно предложить присесть даже в том случае, если в этой полутемной комнате и вовсе нет ни стула, ни табурета. |