Резкий толчок вывел его из задумчивости. Пьер оглянулся и как сквозь
сон увидел всех этих страждущих людей: застывшую в своем горе г-жу Маэ, тихо
стонавшую на коленях у матери маленькую Розу, Гривотту, задыхающуюся от
кашля. На секунду мелькнуло веселое лицо с гетры Гиацинты в белой рамке
воротника и чепца. Тяжелое путешествие продолжалось, вдали мерцал луч
чудесной надежды. Постепенно прошлое снова завладело Пьером, новые
воспоминания нахлынули на него; только убаюкивающий напев молитвы да
неясные, как в сновидении, голоса долетали до его сознания.
Пьер учился в семинарии. Ясно представились ему классы, внутренний двор
с деревьями. Но вдруг он, как в зеркале, увидел собственное лицо, лицо юноши
- такое, каким оно было тогда, и он внимательно рассматривал его, как
физиономию постороннего человека. У высокого и худого Пьера лицо было
удлиненное, лоб очень крутой и прямой, как башня; книзу лицо суживалось,
заканчиваясь острым подбородком. Он казался воплощением рассудочности,
нежной была только линия рта. Когда серьезное лицо Пьера освещала улыбка,
губы и глаза его принимали бесконечно мягкое выражение, проникнутое
неутолимой жаждой любви, желанием отдать себя целиком чувству и жить полной
жизнью. Но это продолжалось недолго, его снова обуревали мысли, им
овладевало то стремление все познать и все постичь, которое постоянно жило в
нем. Он всегда с удивлением вспоминал о семинарских годах. Как мог он так
долго подчиняться суровой дисциплине, налагаемой слепою верой, послушно
следовать ее канонам, ни в чем не разбираясь? От него требовалось полное
отречение от разума, и он напряг волю, он подавил в себе мучительное желание
узнать истину. Очевидно, его тронули слезы матери, и он хотел доставить ей
то счастье, о котором она мечтала. Но теперь Пьер припоминал вспышки
возмущения, в глубине его памяти вставали ночи, проведенные в беспричинных,
казалось бы, слезах, ночи, полные неясных видений, когда ему представлялась
свободная, яркая жизнь и перед ним непрестанно реял образ Мари; она являлась
ему такой, какой он видел ее однажды утром, ослепительно прекрасной; лицо ее
было залито слезами, и она горячо целовала его. И сейчас один только этот
образ остался перед ним, все остальное - годы обучения с их однообразными
занятиями, упражнениями и религиозными обрядами, такими одинаковыми, -
пропало в тумане, стерлось в сумерках, исполненных смертельной тишины.
Поезд на всех парах с грохотом промчался мимо какой-то станции. Пьера
вновь обступили смутные видения. Мелькнула изгородь, а за нею поле, и Пьер
вспомнил себя двадцатилетним юношей. Мысли его мешались. Серьезное
недомогание заставило его прервать занятия и уехать в деревню. Он долго не
видел Мари: дважды приезжал он в Нейи на время каникул и ни разу не мог с
нею встретиться, потому что она постоянно бывала в отъезде. |