Языки пламени окружали ее, солнце
сияло прямо в лицо. Не снилось ли ей нечто подобное минувшей ночью? Быть
может, это - продолжение забытого сна? "Понемногу обозначились контуры
фигуры, девочке показалось, что она видит белое от яркого света лицо.
Испугавшись, как бы это не оказался дьявол, - ведь голова ее была полна
рассказов о колдунах, - Бернадетта схватилась за четки и стала шептать
молитвы. Когда свет постепенно исчез и девочка, перейдя мельничный ручей,
присоединилась к Мари и Жанне, она с удивлением узнала, что они ничего не
видели, хотя собирали хворост перед самым гротом. По дороге в Лурд девочки
приступили к ней с расспросами: значит, она что-то видела? Но Бернадетта не
хотела отвечать, ей стало стыдно и тревожно; наконец она сказала, что видела
фигуру в белом.
С тех пор пошла, разрастаясь, молва. Субиру, узнав об этой детской
болтовне, рассердились и запретили дочери ходить к утесу Масабиель. Но все
окрестные дети повторяли историю, и родителям пришлось уступить; в
воскресенье они разрешили Бернадетте пойти к гроту с бутылкой святой воды,
чтобы убедиться, что здесь не замешан дьявол. Бернадетта снова увидела свет
и фигуру улыбающейся женщины, которая не побоялась святой воды. Девочка
вернулась туда в четверг, но уже не одна, а в сопровождении нескольких
человек, и лишь в этот день сияющая женщина обратилась к ней с речью:
"Окажите мне услугу, приходите сюда в течение двух недель". Мало-помалу
белое видение стало принимать более четкие очертания и наконец превратилось
в прекрасную, царственную женщину, каких видишь только на картинках. Сначала
Бернадетта неуверенно отвечала на расспросы, которыми соседи донимали ее с
утра до вечера: ее волновали сомнения. Потом, словно под влиянием этих
допытываний, девочка явственнее увидела лицо женщины, оно ожило, в нем
появились черты и краски, от описания которых Бернадетта никогда уже не
отступала. Глаза были голубые и очень кроткие, розовый рот улыбался,
очаровательное лицо сияло юностью, и в то же время в нем было что-то
матерински-нежное. Под покрывалом, спускавшимся от головы до пят, еле
виднелись роскошные белокурые волосы. Ослепительно белое платье было из
невиданной на земле материи, сотканной солнцем. Наброшенный на голову
небесно-голубой шарф ниспадал двумя длинными концами, легкий, как утренний
ветерок. Четки, которые она держала в правой руке, были из молочно-белых
бус, а цепочка и крест - золотые. На босых белоснежных ножках цвели две
золотые розы, мистические розы нетленной плоти божьей матери. Где же
Бернадетта могла видеть эту святую деву или изображающую ее статуэтку, такую
упрощенно традиционную деву Марию, без единой драгоценности, овеянную
наивным обаянием, приписываемым ей простым народом? В какой книжке с
картинками - из книжек брага ее кормилицы, доброго священника, который читал
такие чудесные сказки? На какой картине или раскрашенном и позолоченном
витраже в церкви, где она провела столько дней своего детства? Откуда
взялись золотые розы на босых ножках, какое влюбленное воображение
благоговейно создало этот образ, символизирующий расцвет женской плоти, з
каком рыцарском романе или истории, рассказанной на уроке катехизиса аббатом
Адером, нашлось такое описание? А быть может, девочке привиделось это во
время ее неосознанных грез наяву, которыми сопровождались ее блуждания в
тенистых рощах Бартреса. |