так оно и было - сейчас мне на всем свете не найти человека ближе, чем

эта бродяжка, которая почему-то прониклась ко мне сочувствием и  взяла

надо мной опеку. И хоть она была страшно грязная и  передних  зубов  у

нее нет, шрам через лицо, а вместо волос - космы, у меня не было к ней

отвращения и презрения. Мне она помогала.

   - Жрать охота? - спросила она, став  рядом  с  нарами  и  проверяя,

удобно ли я устроился. - Здесь кормят.  В  других  местах  не  кормят,

ждут, когда мы копыта откинем,  а  здесь  даже  пожрать  дают.  А  это

потому, что  Машка-мадамка  вовсе  не  злая.  Даже  непонятно,  как  в

директорах держится,  у  них  установка  -  истребление  генетического

фонда, смекаешь?

   Я ничего не смекал, я половину ее слов не понял, но кивал  головой,

не спорил. Я улегся во всю длину на нарах - они были  мне  коротки,  и

пятки высовывались наружу. Ирка стояла возле, уткнув подбородок в край

нар. Вокруг стоял негромкий гул голосов и  шум,  производимый  людьми,

которые обустраивали свой нищенский быт. Я подумал, хорошо  бы  сейчас

рассказать  этой  Ирке,  как  может   жить   цивилизованный   человек,

рассказать ей о моей чистой и мягкой подстилке, о ковре, на котором  я

лежал и смотрел телевизор, о том, что у меня было по крайней мере  три

различные миски, и хозяйка их сама мыла, потому что не  доверяла  моей

аккуратности.

   Но выполнить своего намерения я не успел,  потому  что  Ирка  вдруг

наклонила голову и, прищурившись, заявила:

   - В баню бы тебя!

   - Меня?

   - А то кого же! Я еще такого грязного мужика и не встречала.

   Я сначала не понял, шутка это или издевка надо  мной,  но  все  мое

расположение к этой бродяжке как рукой сняло.

   - Уйди! - сказал я. - А то я тебе скажу, на кого ты похожа.

   - На кого похожа, на того и похожа, - ответила, нахмурившись, Ирка.

   - На бабу-ягу беззубую, из помойки! - сказал я.

   - Ну и мерзкая ты вонючка, - сказала Ирка.

   Я думал, что она взбеленится, а она так печально сказала...

   Если бы она этим ограничилась, я  бы  не  стал  сердиться.  Но  она

сложила лицо в какую-то дулю и сильно плюнула в меня.

   В меня еще никто никогда не плевал.

   Я вскочил, сильно ударился головой о свод потолка, свалился кулем с

нар и кинулся за ней, чтобы убить. Я не преувеличиваю -  я  знаю,  что

любой любимец имеет право убить бродягу или преступника, и ничего  ему

за это не будет, потому что он проявляет верность спонсору.

   Я бежал за Иркой, не понимая, что я уже давно не любимец.

   Все в нашей спальне сообразили, что происходит,  но  мне  никто  не

сочувствовал и не помогал. Некоторые подставляли мне ножки,  пихались,

ругались, даже били меня.

   Ирка обернулась на бегу, и, могу поклясться  Всемогущим  спонсором,

она улыбалась!

   Ее щербатая улыбка придала мне сил, и я кинулся за ней к дверям.

   Но, как назло, именно в этот момент в дверь  въезжала  тележка,  на

которой стоял котел с похлебкой для всех пленников. Тот  мужчина,  что

толкал перед собой тележку, конечно же, не ожидал, что на него кинется

разъяренный молодец.