Увидев все это, я тут же вспомнила о жестянке из под печенья с бейсбольными карточками. Хвала небесам, она тут же нашлась – теперь она служила подпоркой для книжного ряда. Энацу внутри был целехонек.

Но как бы ни елозили «Тигры» по шкале первенства и как бы разрушительно ни прибирались без меня в кабинете, Профессора было не изменить. Уже через пару дней все усилия прежней домработницы растворились, точно волны в песке, и в берлогу Профессора вернулся ее первозданный хаос.

Записку, оставленную Профессором ровно в центре стола, я сохранила бережно. Мадам очень любезно предпочла не заметить, как аккуратно я сложила листок пополам и спрятала в портмоне, под фотографию Коренька.

Чтобы разобраться в формуле, я отправилась в библиотеку. Конечно, спросить у Профессора было бы проще, но я сердцем чуяла, что пойму его послание куда глубже, если покопаюсь во всем сама. Предчувствие это было неуловимым и необъяснимым. Но постепенно я начала ориентироваться в числах примерно так же, как в буквах историй или нотах мелодий. И моя интуиция говорила мне: в этой коротенькой формуле заключено что то очень важное для всех нас.

В последний раз я приходила в библиотеку прошлым летом, когда Кореньку для школьного проекта понадобились книги про динозавров. Уголок с книгами по математике оказался на втором этаже, в самом конце восточного крыла. Там было безлюдно и тихо.

В отличие от книг в кабинете – потертых, истрепанных, с крошками от еды и следами профессорских пальцев, – библиотечные книги о числах были такими чистенькими и строгими, что и приближаться к ним не хотелось. Подозреваю, многие из них так и останутся нераскрытыми на века…

Я достала из портмоне уравнение Профессора.

eπi  + 1 = 0.

Его обычный, уверенный почерк. Скругленные знаки, шершавый грифель, но все цифры прописаны внятно, а нолик в конце выведен особенно бережно, не спеша. Совсем убористая даже для небольшого листка, эта формула выглядела скромно и одиноко.

Но чем дольше я в нее вглядывалась, тем необычней она казалась. По сравнению с теми немногими формулами, что я вообще помнила, – ну, скажем, «площадь прямоугольника равна его длине, умноженной на ширину» или «квадрат гипотенузы равен сумме квадратов катетов» и так далее, – это уравнение казалось каким то перекошенным, словно потерявшим баланс. Собственно чисел в нем я видела лишь два – 1 и 0, а действие только одно – сложение. Эта предельно сжатая формула вызывала только один вопрос: зачем ее первому элементу такая огромная голова, если удерживать ее в балансе приходится бедным ноликом?

С чего начинать «изучение», я понятия не имела. Но делать нечего, я стала просто вытаскивать книги наугад и пролистывать их одну за другой. В каждой – сплошные цифры. Глядя на них, очень трудно поверить в то, что они из одного мира с нами. Разве все эти схемы тайн великого космоса не скопированы из записной книжки Бога?

В моем воображении Создатель Вселенной сидит где то на самом краю Небес и плетет из тончайших нитей свое кружево, пропускающее даже самые слабые лучики света. Общий замысел этого кружева – в голове у Создателя, и никто не может ни украсть его, ни даже предвосхитить очередной узор. Снуют туда сюда без устали небесные коклюшки, и кружево разбегается во все стороны плавными волнами на вселенском ветру. Так мягко, что нестерпимо хочется прикоснуться к нему, прижаться щекой. Для сокрытого в нем узора мы все пытаемся подобрать какие то слова, стараясь усвоить хотя бы крохотный его фрагмент, с которым можно вернуться на Землю…

Перед глазами мелькнул корешок «Последней теоремы Ферма» .