Марго участвовала в спортивных шоу, прекрасно танце¬вала и была полна спокойствия, доброжелательности и чув¬ства собственного достоинства, воспитанного в ней с дет¬ства принадлежностью к элите. Я, напротив, панически бо¬ялась одиночества и в то же время неловко себя чувствовала в обществе — эдакое замкнутое, невротичное создание.

Трудно было найти более несхожих людей, но, несмот¬ря на это, мы стали самыми близкими подругами. А потом, спустя несколько лет (как поведала бы я для камеры), я влю¬билась в ее брата. В того самого, который оказался не толь¬ко душевным, но и очень симпатичным. Как я и предпола¬гала.

Однако в промежутке между историческим письмом от Марго и моим замужеством много чего произошло. Очень много. В частности, в моей жизни появился Лео. Парень, которого я любила до того, как влюбилась в Энди. Парень, любовь к которому перешла в ненависть и парадоксально осталась любовью после того, как мы с ним расстались — по настоящему расстались, даже в душе. Тот самый, с кото¬рым спустя несколько лет я столкнусь на переходе в центре Нью-Йорка.

Глава 3

— Где ты сейчас? — спрашивает Лео.

Набрав в грудь воздуха, я лихорадочно соображаю, что ответить. На секунду мне кажется, что вопрос Лео имеет отвлеченный философский смысл вроде «Ну где ты вообще?». Я едва не начинаю рассказывать ему про Энди и про свою карьеру фотографа — одним словом, про свое большое че¬ловеческое счастье. Этот рассказ заготовлен у меня давно и многократно мысленно отрепетирован — в душевой кабинке, в вагоне метро. Я, можно сказать, во всеоружии жду именно такого случая, чтобы поведать Лео, как удачно сло¬жилась моя жизнь после нашего разрыва.

Но, едва успев раскрыть рот, я понимаю, что на самом деле Лео вполне конкретно спрашивает, где я нахожусь. Бук¬вально. В сугубо топографическом смысле. В каком уголке Нью-Йорка я сижу (или иду, или стою) и перевариваю слу¬чившееся.

Я моментально теряюсь, как бывает, когда задают бес¬тактный и слишком личный вопрос наподобие «Сколько ты весишь?» или «Сколько ты зарабатываешь?». Однако даже на такие вопросы приходится незамедлительно отвечать, хотя бы из вежливости. Потом, правда, обязательно коришь себя, что ответила не так, как надо. А следовало остроумно и изящно вывернуться. Например, так: «Ах, только мои весы знают правду!» Или так: «Сколько ни заработаю, все мало». Или, в данном случае, так: «В самой гуще жизни!»

Беда в том, что я всегда как на духу выкладываю правду: свой настоящий вес с точностью до фунта; сообщаю о жа¬лованье с точностью до последнего доллара. И, соответ¬ственно, выдаю название кафе, где я нашла приют в этот холодный дождливый день.

Я тут же спешу себя утешить. Подумаешь, ну и сказала, ну и что! Всегда лучше говорить без обиняков. А то еще по¬думает, будто я с ним кокетничаю. Мол, отгадай, где я! «Най¬ди меня, если сможешь».

Лео, однако, говорит «Понятно» вполне сухо, по-делово¬му, как будто и не ожидал другого ответа. Можно подумать, это наше с ним любимое кафе. Или, еще того хуже, будто я настолько предсказуема! Потом он спрашивает, одна ли я.

Меня так и тянет ответить: «Не твое дело». Но вместо этого я — редкостная простофиля — произношу: «Да». Как идиотски простодушная белая пешка, которая делает ход навстречу шеренге черных, чтобы ее немедленно слопали. Сказала бы лучше сразу: «Добро пожаловать!»

Естественно, Лео откликается самоуверенным: «Пре¬красно. Никуда не уходи, я сейчас приду» — и отключается, прежде чем я успеваю возразить.