– Значит, диванчик в полмильена стал? – хмыкал он недоверчиво. – М да, цены пошли аховые… Спальный гарнитур не в Доме мебели куплен? Сколько плачено?

– Тридцать тысяч, – гордо чеканила Фимка, косясь в сторону молчащей матери. – Да еще приплатили за доставку и сборку… Никитушка избегался…

– Так… Я вот подсчитал кое что, – отец медленно листал записную книжку, отыскивая нужную запись. – Ежели не считать квартиры, остальное обошлось в мильен с гаком… Откуда взялись этакие деньжища? – гневно выкрикнул он, обличающе ткнув пальцем в Никитину грудь. Будто надумал покопаться в его нутре и вытащить добровольное признание. – На зарплаты и премии можешь не ссылаться – не приму!

Я видел, как медленно бледнел свояк, как сжимались в кулаки толстые его пальцы. Врежет сейчас тестю… Нет, не врежет – слаб в коленках. Батя – каменщик, тысячи кирпичей в смену пропускает, не руки – кувалды.

Назревал скандал. Словно нарыв, который вот вот лопнет и из него польется гной взаимных обид и оскорблений.

Фимка собирала в носовой платок обильные слезы. Ольга намертво вцепилась в меня, удерживая от участия в ссоре. Мать сжалась в углу, со страхом глядя на разбушевавшегося мужа.

А я, между прочим, и не думал ввязываться. Голова занята Тихоном и Владькой. Если они не заболели – Бог миловал и меня. Заболели – сразу помчусь к врачам, сдамся на их милость…

– Ну что ты, Иван, раскочегарился, – из своего угла молила мать. – Значит, накопил Никита денег, готовился к семейной жизни… Его хвалить нужно, не ругать…

– Накопил? – еще пуще разъярился отец. – С каких таких прибытков? Пусть ответит: где взял?… Не зря придуман анекдот: может ли осел кормиться на асфальте? Уж не зятька ли имел в виду придумщик?

Общими усилиями уговорили отца успокоиться. Ворча и угрожая докопаться до источников доходов рядового инспектора ГАИ, он позволил осмелевшей матери усадить себя за стол.

– Когда расписались? – обратилась мать к зятю. – На венчание подали?

– А это еще зачем? – угрюмо, не до конца остыв после выступления настырного тестя, спросил Никита. – Расписываться, венчаться… Древность! Ежели мы с Фимкой рассоримся, никакие записи прописи не помогут…

– Как же так, – недоумевала мать. – Грех то какой жить невенчанными, нерасписанными…

– Мода пошла нынче такая, – снова закипятился отец. – Обошли вокруг ракитова куста и – все дела. Нам, старая, не понять молодых. У них своя религия… подзаборная…

– Так то оно, может, так, – не унималась мать, не до конца поняв реплику мужа. – С распиской да венчанием вроде спокойней… Пойдут дети, как их называть по отчеству?

– Конечно, на меня, – гордо выпятил широченную грудь Никита, словно заранее хвастаясь своим отцовством. – Не откажусь… Не подумайте, ради Бога, чего плохого. Я ведь от оформления не отказываюсь, готов хоть сегодня, хоть завтра… Даже уговаривал Фимку. Разве ее переспоришь! Такую власть забрала – аж страшно делается…

– А ты не лезь бабе под каблук – не зажмет, – посоветовал притихший отец. – Нынче они, ох какие умные. С единого взгляда засекают: кто – мужик, а кто – полосканное бельишко. Соответственно и ведут политику.

Фимка засмущалась… Гляди ка, бедовая моя сеструха, от которой в детстве дворовые пацаны ревмя ревели, научилась краснеть… Я мельком оглядел изменившуюся после замужества Фимку, поудивлялся ее смущению и снова углубился в безрадостные мысли.

Застольная беседа доходила до меня, как сигналы из другой галактики.