|
Угрюмый, как все Черные, молчаливый, угрожающий. – Видно, для тебя это удовольствие – оскорбить арестованного, – сказал он. Он попал в точку. Понимаете, люди добрые, я уж давно размышляю о разных вещах – и хоть мне только пятнадцать, я понимаю больше других, потому что лучше вижу. От папашиных проповедей меня уж давно смех разбирает: "Надо быть честным. Надо быть справедливым. Надо быть поласковей со слабыми". И все такое прочее. Вы-то сами во все это верите? Кто в нашем мире хозяева? Черные. Знаю я, какие они честные, справедливые и ласковые... Смех, да и только! Стало быть, папаша порет чушь, и таким манером в жизни ничего не добьешься. Хотите доказательств? Поглядите на него: сколько я его знаю, вечно он надрывается на работе, а живем мы впроголодь... – До обыкновенных арестантов мне дела нет, – отвечаю. – А такие, у которых света больше, чем положено... я их терпеть не могу. Черный так на меня поглядел – вот-вот набросится с кулаками. – Ты про что? Я ему улыбнулся – прямо как учителю в субботу, когда стараешься его умаслить, чтоб не задал штрафной урок на воскресенье. – За кого вы меня принимаете? – говорю. – Вы не думайте, мой отец состоит в Союзе Друзей Уполномоченного, уж за меня-то Генерал-Уполномоченному беспокоится нечего. Черный малость смягчился. – Объясни толком. Стало быть, ты не любишь таких, у кого света больше, чем положено? – Еще бы! – А почему? Я чуть не прыснул, мне давным-давно известно, как на это отвечать: с тех самых пор, как мы, ребята, научились понимать, что у Черных на уме. Но от смеха я, конечно, удержался. – Да вот, – говорю, – у меня тоже есть свет, и у вас, и у всякого человека. А только если кто-то светится сильней меня, а я даже не знаю, кто он такой, меня зло берет. С удовольствием дал бы ему в морду. – Все люди таковы, – говорит Черный и смотрит на меня с любопытством. – Ну, а дальше что? – Ну, и когда я вижу такой свет, как сейчас на холме... такой, что видно за тысячу Взглядов... понимаете? Я скорей бегу к нему! – Потому что ненавидишь такого человека? – Еще как! – Стало быть, ты не затем бежал, чтоб ему помочь? Я так и подскочил и недоверчиво посмотрел на Черного: – Вы что, чумовой? Может, не видали, как я ему кинул под ноги палку? – Да, верно, – сказал он. – Верно. Остальные шагали своей дорогой, мы двинулись следом. Но этот Черный все еще сомневался. Право слово, он оказался чересчур хитер для Черного... – Послушай, паренек. Вот ты ненавидишь тех, у кого светы сильней твоего... Ну а как же Генерал-Уполномоченный? Понятно, я ждал этого вопроса. Я гордо улыбнулся и пошел наизусть шпарить начало трудов Генерал-Уполномоченного. Черный, качая головой, вторил мне густым басом, а тем временем арестант опять упал, и опять поднялся, будто из последних сил, и наконец поплелся дальше. Но вот мы дошли до слов: "Генерал-Уполномоченный – отец всего народа. Без него Большие Светы захватили бы власть, а Малые Светы страдали бы", – и тут Черный спросил: – Ты по-настоящему в это веришь? Я поглядел ему прямо в глаза самыми что ни на есть чистыми детскими глазами. |
