– Можно не так масштабно. – Ирка проследила за моим взглядом. – Это ночной вьюнок, на закате цветы раскроются и аромат будет – м-м-м-м! Даже запах жареной рыбы бесследно потеряется.

– Поэтому ты назначила общий сбор на семь – закат у нас нынче в половине восьмого, и к моменту, когда мы сядем за стол, вьюнки истребят вонь и чад от рыбы?

– Нет, просто у Сереги рабочий день до шести, и примерно час ему понадобится, чтобы по вечерним пробкам проехать через весь город, – объяснила подруга. – Так что тебе сказал Лазарчук, он добыл информацию о загадочном Джоне?

– Несомненно, – кивнула я. – Но не пожелал ею со мной делиться в телефонном разговоре, обещал поведать при личной встрече.

– Теперь поведает, никуда не денется. – Ирка встала и потянулась. – Начнем накрывать на стол? Предлагаю сидеть в саду, там эффект вьюнков будет сильнее.

С королевской точностью – за минуту до семи – прибыл Лазарчук: уже в цивильном, в шортах и майке, значит, успел заскочить домой и переодеться. Оставив машину за забором, он влетел в калитку, осматриваясь и принюхиваясь – явно в надежде безотлагательно найти обещанную барабулю.

Как же! Подступы к жареной рыбке мы с Иркой грамотно преградили столом и садовыми креслами, в коих и устроились, как в засаде.

– Блин! – огорчился полковник, столкнувшись с неожиданным препятствием.

– Могу и блинов напечь, – невозмутимо согласилась Ирка, приветственно помахав званому гостю пучком свежей зелени.

Я забрала его и энергично покрошила в салат, после чего тоже помахала Сереге зазелененным ножом.

– Я понял, понял! – Он поднял руки. – Вы типа Сфинксы. Чтобы пройти дальше, я должен разгадать загадку, а иначе плохо будет. Ладно, спрашивайте!

– Присядь. – Подруга развернула к нему свободное кресло.

– Что, разговор будет долгий? – расстроился полковник.

Он наконец учуял запах рыбы и услышал звон стаканов из-за кустов, скрывающих печку и обосновавшихся у нее Коляна и Моржика.

– Это зависит только от тебя, – приободрила я. – Выкладывай все, что знаешь, без задержки – и сможешь присоединиться к мужской компании. Колись, что тебе известно о Евгении Дорохове?

– И почему ты назвал его Ковбоем Джонни? – влезла Ирка.

– Так его звали у нас в отделе, когда я еще капитаном был. – Лазарчук оглядел полуоформленный стол, стянул с ближайшей тарелки кусочек колбаски и сунул его в рот.

Показал, стало быть, что он очень голодный. Но мы не сжалились.

– Дальше! – потребовала я и переставила блюдо с мясными нарезками подальше от голодного полковника.

– А Жека Дорохов в отдел стажером пришел, – продолжил Серега и потянулся к сыру.

Ирка стремительно – кобра позавидовала бы! – выдернула и это блюдо из-под шарящей руки.

– Да что ж такое-то! – Пустые руки пригодились полковнику, чтобы досадливо шлепнуть себя по коленкам. – Ладно, слушайте все, что знаю: Ковбоем Жеку прозвали за нелюбовь к субординации и пренебрежение приказами, он нагловатый был, с самомнением и злопамятный, обиды не глотал. Дерзил начальству, вольничал – а у нас такого не терпят. Короче, в отделе Дорохов не прижился и после стажировки у нас не появлялся. Вообще в органах не задержался, вскоре ушел на вольные хлеба. В охранной фирме какой-то работал, потом, я слышал, в пинкертоны подался…

– Куда? – не поняла Ирка.