|
Упираясь локтями в диван, Егор поднялся, крякнул, кивая головой: -- Пожалуйте... Широко улыбаясь, Николай подошел к матери, схватил ее руку: -- Кабы не увидал я тебя -- хоть назад в тюрьму иди! Никого в городе не знаю, а в слободу идти -- сейчас же схватят. Хожу и думаю -- дурак! Зачем ушел? Вдруг вижу -- Ниловна бежит! Я за тобой... -- Как это ты ушел? -- спросила мать. Он неловко присел на край дивана и говорил, смущенно пожимая плечами: -- Случай подвернулся! Гулял я, а уголовники начали надзирателя бить. Там один есть такой, из жандармов, за воровство выгнан, -- шпионит, доносит, жить не дает никому! Бьют они его, суматоха, надзиратели испугались, бегают, свистят. Я вижу -- ворота открыты, площадь, город. И пошел не торопясь... Как во сне. Отошел немного, опомнился -- куда идти? Смотрю -- а ворота тюрьмы уже заперты... -- Гм! -- сказал Егор. -- А вы бы, господин, воротились, вежливо постучали в дверь и попросили пустить вас. Извините, мол, я несколько увлекся... -- Да, -- усмехаясь, продолжал Николай, -- это глупость. Ну, все-таки перед товарищами нехорошо, -- никому не сказал ничего... Иду. Вижу -- покойника несут, ребенка. Пошел за гробом, голову наклонил, не гляжу ни на кого. Посидел на кладбище, обвеяло меня воздухом, и одна мысль в голову пришла... -- Одна? -- спросил Егор и, вздохнув, добавил: -- Я думаю, ей там не тесно. Весовщиков безобидно засмеялся, тряхнув головой. -- Ну, теперь у меня голова не такая пустая, как была. А ты, Егор Иванович, все хвораешь... -- Каждый делает, что может! -- ответил Егор, влажно кашляя. -- Продолжай! -- Потом пошел в земский музей. Походил там, поглядел, а сам все думаю -- как же, куда я теперь? Даже рассердился на себя. И очень есть захотелось! Вышел на улицу, хожу, досадно мне... Вижу -- полицейские присматриваются ко всем. Ну, думаю, с моей рожей скоро попаду на суд божий!.. Вдруг Ниловна навстречу бежит, я посторонился да за ней, -- вот и все! -- А я тебя и не заметила! -- виновато молвила мать. Она рассматривала Весовщикова, и ей казалось, что он как будто легче стал. -- Верно, товарищи беспокоятся... -- почесывая голову, сказал Николай. -- А начальства тебе не жалко? Оно ведь тоже беспокоится! -- заметил Егор. Он открыл рот и начал так двигать губами, точно жевал воздух. -- Однако шутки прочь! Надо тебя прятать, что нелегко, хотя и приятно. Если бы я мог встать... -- Он задохнулся, бросил руки к себе на грудь и слабыми движениями стал растирать ее. -- Сильно ты расхворался, Егор Иванович! -- сказал Николай и опустил голову. Мать вздохнула, тревожно обвела глазами маленькую. тесную комнату. -- Это мое личное дело! -- ответил Егор. -- Вы, мамаша, спрашивайте о Павле, нечего притворяться! Весовщиков широко улыбнулся. -- Павел ничего! Здоров. Он вроде старосты у нас там. С начальством разговаривает и вообще -- командует. Его уважают... Власова кивала головой, слушая рассказы Весовщикова, и искоса смотрела на отекшее, синеватое лицо Егора. Неподвижно застывшее, лишенное выражения, оно казалось странно плоским, и только глаза па нем сверкали живо и весело. |
