Изменить размер шрифта - +
Не позволяйте ему говорить...
       И она ушла, уводя с собой Николая.
       -- Чудесная женщина! -- сказал Егор, вздохнув. -- Великолепная женщина... Вас, мамаша, надо бы к ней пристроить, -- она устает очень...
       -- А ты не говори! На-ко, выпей лучше!.. -- мягко попросила мать.
       Он проглотил лекарство и продолжал, прищурив глаз:
       -- Все равно я умру, если и буду молчать...
       Другим глазом он смотрел в лицо матери, губы его медленно раздвигались в улыбку. Мать наклонила голову, острое чувство жалости вызывало у

нее слезы.
       -- Ничего, это естественно... Удовольствие жить влечет за собой обязанность умереть...
       Мать положила руку на голову его и снова тихо сказала:
       -- Помолчи, а?..
       Он закрыл глаза, как бы прислушиваясь к хрипам в груди своей, и упрямо продолжал:
       -- Бессмысленно молчать, мамаша! Что я выиграю молчанием? Несколько лишних секунд агонии, а проиграю удовольствие поболтать с хорошим

человеком. Я думаю, что на том свете нет таких хороших людей, как на этом...
       Мать беспокойно перебила его речь:
       -- Вот придет она, барыня-то, и будет ругать меня за то, что ты говоришь...
       -- Она не барыня, а -- революционерка, товарищ, чудесная душа. Ругать вас, мамаша, она непременно будет. Всех ругает, всегда...
       И медленно, с усилием двигая губами, Егор стал рассказывать историю жизни своей соседки. Глаза его улыбались, мать видела, что он нарочно

поддразнивает ее и, глядя на его лицо, подернутое влажной синевой, тревожно думала:
       "Умрет..."
       Вошла Людмила и, тщательно закрывая за собой дверь, заговорила, обращаясь к Власовой:
       -- Вашему знакомому необходимо переодеться и возможно скорее уйти от меня, так вы, Пелагея Ниловна, сейчас же идите, достаньте платье для

него и принесите все сюда. Жаль -- нет Софьи, это ее специальность -- прятать людей.
       -- Она завтра приедет! -- заметила Власова, накидывая платок на плечи.
       Каждый раз, когда ей давали какое-нибудь поручение, ее
       крепко охватывало желание исполнить это дело быстро и хорошо, и она уже не могла думать ни о чем, кроме своей задачи, И теперь, озабоченно

опустив брови, деловито спрашивала:
       -- Как одеть его думаете вы?
       -- Все равно! Он пойдет ночью...
       -- Ночью хуже -- людей меньше на улицах, следят больше, а он не очень ловкий...
       Егор хрипло засмеялся.
       -- А можно в больницу к тебе прийти? -- спросила мать.
       Он, кашляя, кивнул головой. Людмила заглянула в лицо матери темными глазами и предложила:
       -- Хотите дежурить у него в очередь со мной? Да? Хорошо! А теперь -- идите скорее. Ласково, но властно взяв мать под руку, она вывела ее

за дверь и там тихо сказала:
       -- Не обижайтесь, что я выпроваживаю вас! Но ему вредно говорить.
Быстрый переход