Мужик шагнул в сторону и угрюмо сказал, наклонив голову:
-- Не буду больше...
-- Что? Лицо станового дрогнуло, он затопал ногами и, ругаясь, бросился на Рыбина. Тупо хлястнул удар, Михаило покачнулся, взмахнул рукой,
но вторым ударом становой опрокинул его на землю и, прыгая вокруг, с ревом начал бить ногами в грудь, бока, в голову Рыбина.
Толпа враждебно загудела, закачалась, надвигаясь на станового, он заметил это, отскочил и выхватил шашку из ножен.
-- Вы так? Бунтовать? А-а?.. Вот оно что?..
Голос у него вздрогнул, взвизгнул и точно переломился, захрипел. Вместе с голосом он вдруг потерял свою силу, втянул голову в плечи,
согнулся и, вращая во все стороны пустыми глазами, попятился, осторожно ощупывая ногами почву сзади себя.
Отступая, он кричал хрипло и тревожно:
-- Хорошо! Берите его, я ухожу, -- ну-ка? Знаете ли вы, сволочь проклятая, что он политический преступник, против царя идет, бунты
заводит, знаете? А вы его защищать, а? Вы бунтовщики? Ага-а!..
Не шевелясь, не мигая глазами, без сил и мысли, мать стояла точно в тяжелом сне, раздавленная страхом и жалостью. В голове у нее, как
шмели, жужжали обиженные, угрюмые и злые крики людей, дрожал голос станового, шуршали чьи-то шепоты...
-- Коли он провинился -- суди!.. -- Вы -- помилуйте его, ваше благородие... -- Что вы, в самом деле, без всякого закону?.. -- Разве можно?
Этак все начнут бить, тогда что будет?.. Люди разбились на две группы -- одна, окружив станового, кричала и уговаривала его, другая, меньше
числом, осталась вокруг избитого и глухо, угрюмо гудела. Несколько человек подняли его с земли, сотские снова хотели вязать руки ему.
-- Погодите вы, черти! -- кричали им.
Михаило отирал с лица и бороды грязь, кровь и молчал, оглядываясь. Взгляд его скользнул по лицу матери, -- она, вздрогнув, потянулась к
нему, невольно взмахнула рукою, -- он отвернулся. Но через несколько минут его глаза снова остановились на лице ее. Ей показалось -- он
выпрямился, поднял голову, окровавленные щеки задрожали...
"Узнал, -- неужели узнал?.."
И закивала ему головой, вздрагивая от тоскливой, жуткой радости. Но в следующий момент она увидела, что около него стоит голубоглазый
мужик и тоже смотрит на нее. Его взгляд на минуту разбудил в ней сознание опасности...
"Что же это я? Ведь и меня схватят!" Мужик что-то сказал Рыбину, тот тряхнул головой и вздрагивающим голосом, но четко и бодро заговорил:
-- Ничего! Не один я на земле, -- всю правду не выловят они! Где я был, там обо мне память останется, -- вот! Хоть и разорили они гнездо,
нет там больше друзей-товарищей...
"Это он для меня говорит!" -- быстро сообразила мать.
-- Но будет день, вылетят на волю орлы, освободится народ!
Какая-то женщина принесла ведро воды и стала, охая и причитая, обмывать лицо Рыбина. Ее тонкий, жалобный голос путался в словах Михаила и
мешал матери понимать их. Подошла толпа мужиков со становым впереди, кто-то громко кричал;
-- Давай подводу под арестанта, эй! Чья очередь?
Потом раздался новый, как бы обиженный голос станового:
-- Я тебя могу ударить, а ты меня нет, не можешь, не смеешь, болван!
-- Так! А ты кто -- бог? -- крикнул Рыбин. |