Изменить размер шрифта - +
А девочка, должно быть,

была рада тому, что ее слушали, и, захлебываясь словами, все с большим оживлением болтала, понижая голос:
       -- Тятька говорит -- это от неурожая все! Второй год не родит у нас земля, замаялись! Теперь от этого такие мужики заводятся -- беда!

Кричат на сходках, дерутся. Намедни, когда Васюкова за недоимки продавали, он ка-ак треснет старосту по роже. Вот тебе моя недоимка, говорит...
       За дверью раздались тяжелые шаги. Упираясь руками в стол, мать поднялась на ноги...
       Вошел голубоглазый мужик и, не снимая шапку, спросил:
       -- Где багаж-то?
       Он легко поднял чемодан, тряхнул им и сказал:
       -- Пустой! Марька, проводи приезжую ко мне в избу.
       И ушел, не оглядываясь.
       -- Здесь ночуете? -- спросила девочка.
       -- Да! За кружевами я, кружева покупаю... -- У нас не плетут! Это в Тинькове плетут, в Дарьиной, а у нас -- нет! -- объяснила девочка.
       -- Я туда завтра...
       Заплатив девочке за чай, она дала ей три копейки и очень обрадовала ее этим. На улице, быстро шлепая босыми ногами по влажной земле,

девочка говорила:
       -- Хотите, я в Дарьину сбегаю, скажу бабам, чтобы сюда несли кружева? Они придут, а вам не надо ехать туда. Двенадцать верст все-таки...
       -- Не нужно этого, милая! -- ответила мать, шагая рядом с ней. Холодный воздух освежил ее, и в ней медленно зарождалось неясное решение.

Смутное, но что-то обещавшее, оно развивалось туго, и женщина, желая ускорить рост его, настойчиво спрашивала себя:
       "Как быть? Если прямо, на совесть..."
       Было темно, сыро и холодно. Тускло светились окна изб красноватым неподвижным светом. В тишине дремотно мычал скот, раздавались короткие

окрики. Темная, подавленная задумчивость окутала село...
       -- Сюда! -- сказала девочка. -- Плохую ночевку выбрала вы, -- беден больно мужик...
       Она нащупала дверь, отворила ее, бойко крикнула в избу:
       -- Тетка Татьяна!
       И убежала. Из темноты долетел ее голос:
       -- Прощайте!..
      

    XVII
       Мать остановилась у порога и, прикрыв глаза ладонью, осмотрелась. Изба была тесная, маленькая, но чистая, -- это сразу бросалось в глаза.

Из-за печки выглянула молодая женщина, молча поклонилась и исчезла. В переднем углу на столе горела лампа.
       Хозяин избы сидел за столом, постукивая пальцем по его краю, и пристально смотрел в глаза матери.
       -- Проходите! -- не вдруг сказал он. -- Татьяна, ступай-ка, позови Петра, живее!
       Женщина быстро ушла, не взглянув на гостью. Сидя на лавке против хозяина, мать осматривалась, -- ее чемодана не было видно. Томительная

тишина наполняла избу, только огонь в лампе чуть слышно потрескивал. Лицо мужика, озабоченное, нахмуренное, неопределенно качалось в глазах

матери, вызывая в ней унылую досаду.
       -- А где мой чемодан? -- вдруг и неожиданно для самой себя громко спросила она.
Быстрый переход