"Нехорошо тебе живется!" -- вдруг ласково подумала мать. Людмила начала читать речь Павла нехотя, потом все ближе наклонялась над бумагой,
быстро откидывая прочитанные листки в сторону, а прочитав, встала, выпрямилась, подошла к матери:
-- Это -- хорошо!
Она подумала, опустив на минуту голову.
-- Я не хотела говорить с вами о вашем сыне -- не встречалась с ним и не люблю печальных разговоров. Я знаю, что это значит, когда близкий
идет в ссылку! Но -- мне хочется спросить вас -- хорошо иметь такого сына?..
-- Да, хорошо! -- сказала мать.
-- И -- страшно, да?
Спокойно улыбаясь, мать ответила:
-- Теперь уж -- не страшно...
Людмила, поправляя смуглой рукой гладко причесанные волосы, отвернулась к окну. Легкая тень трепетала на ее щеках, может быть, тень
подавленной улыбки.
-- Я живо наберу. Вы ложитесь, у вас был трудный день, устали. Ложитесь здесь, на кровати, я не буду спать, и ночью, может быть, разбужу
вас помочь мне... Когда ляжете, погасите лампу.
Она подбросила в печь два полена дров, выпрямилась и ушла в узкую дверь около печи, плотно притворив ее за собой. Мать посмотрела вслед ей
и стала раздеваться, думая о хозяйке: "О чем-то тоскует..."
Усталость кружила ей голову, а на душе было странно спокойно и все в глазах освещалось мягким и ласковым светом, тихо и ровно наполнявшим
грудь. Она уже знала это спокойствие, оно являлось к ней всегда после больших волнений и -- раньше -- немного тревожило ее, но теперь только
расширяло душу, укрепляя ее большим и сильным чувством. Она погасила лампу, легла в холодную постель, съежилась под одеялом и быстро уснула
крепким сном...
А когда открыла глаза -- комната была полна холодным белым блеском ясного зимнего дня, хозяйка с книгою в руках лежала на диване и,
улыбаясь не похоже на себя, смотрела ей в лицо.
-- Ой, батюшки! -- смущенно воскликнула мать. -- Вот как я, -- много время-то, а?
-- Доброе утро! -- отозвалась Людмила. -- Скоро десять, вставайте, будем чай пить.
-- Что же вы меня не разбудили?
-- Хотела. Подошла к вам, а вы так хорошо улыбались во сне...
Гибким движением всего тела она поднялась с дивана, подошла к постели, наклонилась к лицу матери, и в ее матовых глазах мать увидала что-
то родное, близкое и понятное.
-- Мне стало жалко помешать вам, может быть, вы видели счастливый сон...
-- Ничего не видела!
-- Ну, все равно! Но мне понравилась ваша улыбка. Спокойная такая, добрая... большая!
Людмила засмеялась, смех ее звучал негромко, бархатисто.
-- Я и задумалась о вас... Трудно вам живется! Мать, двигая бровями, молчала, думая.
-- Конечно, трудно! -- воскликнула Людмила.
-- Не знаю уж! -- осторожно сказала мать. -- Иной раз покажется трудно. А всего так много, все такое серьезное, удивительное, двигается
одно за другим скоро, скоро так. |