-- Мы не добьемся лучшей доли, покуда не почувствуем себя товарищами, семьей друзей, крепко связанных одним желанием -- желанием бороться
за наши права.
-- Говори о деле! -- грубо, закричали где-то рядом с матерью.
-- Не мешай! -- негромко раздались два возгласа в разных местах.
Закопченные лица хмурились недоверчиво, угрюмо; десятки глаз смотрели в лицо Павла серьезно, вдумчиво.
-- Социалист, а -- не дурак! -- заметил кто-то.
-- Ух! Смело говорит! -- толкнув мать в плечо, сказал высокий кривой рабочий.
-- Пора, товарищи, понять, что никто, кроме нас самих, не поможет нам! Один за всех, все за одного -- вот наш закон, если мы хотим одолеть
врага!
-- Дело говорит, ребята! -- крикнул Махотин.
И, широко взмахнув рукой, он потряс в воздухе кулаком.
-- Надо вызвать директора! -- продолжал Павел. По толпе точно вихрем ударило. Она закачалась, и десятки голосов сразу крикнули:
-- Директора сюда!
-- Депутатов послать за ним!
Мать протолкалась вперед и смотрела на сына снизу вверх, полна гордости: Павел стоял среди старых, уважаемых рабочих, все его слушали и
соглашались с ним. Ей нравилось, что он не злится, не ругается, как другие.
Точно град на железо, сыпались отрывистые восклицания, ругательства, злые слова. Павел смотрел на людей сверху и искал среди них чего-то
широко открытыми глазами.
-- Депутатов!
-- Сизова!
-- Власова!
-- Рыбина! У пего зубы страшные!
Вдруг в толпе раздались негромкие восклицания:
-- Сам идет!..
Директор!..
Толпа расступилась, давая дорогу высокому человеку с острой бородкой и длинным лицом.
-- Позвольте! -- говорил он, отстраняя рабочих с своей дороги коротким жестом руки, но не дотрагиваясь до них. Глаза у него были
прищурены, и взглядом опытного владыки людей он испытующе щупал лица рабочих. Перед ним снимали шапки, кланялись ему, -- он шел, не отвечая на
поклоны, и сеял в толпе тишину, смущение, конфузливые улыбки и негромкие восклицания, в которых уже слышалось раскаяние детей, сознающих, что они
нашалили.
Вот он прошел мимо матери, скользнув по ее лицу строгими глазами, остановился перед грудой железа. Кто-то сверху протянул ему руку -- он
не взял ее, свободно, сильным движением тела влез наверх, встал впереди Павла и Сизова и спросил:
Это -- что за сборище? Почему бросили работу? Несколько секунд было тихо. Головы людей покачивались, точно колосья. Сизов, махнув в
воздухе картузом, повел плечами и опустил голову.
-- Cпрашиваю! -- крикнул директор. Павел встал рядом с ним и громко сказал, указывая на Сизова и Рыбина:
-- Мы трое уполномочены товарищами потребовать, чтобы вы отменили свое распоряжение о вычете копейки...
-- Почему? -- спросил директор, не взглянув на Павла. |