Сказано: бог -- слово, а слово -- дух...
-- Разум! -- настойчиво сказал Павел.
-- Так! Значит -- бог в сердце и в разуме, а -- не в церкви! Церковь -- могила бога.
Мать заснула и не слышала, когда ушел Рыбин. Но он стал приходить часто, и если у Павла был кто-либо из товарищей, Рыбин садился в угол и
молчал, лишь изредка говоря:
-- Вот. Так!
А однажды, глядя на всех из угла темным взглядом, он угрюмо сказал:
-- Надо говорить о том, что есть, а что будет -- нам неизвестно, -- вот! Когда народ освободится, он сам увидит, как лучше. Довольно много
ему в голову вколачивали, чего он не желал совсем, -- будет! Пусть сам сообразит. Может, он захочет все отвергнуть, -- всю жизнь и все науки,
может, он увидит, что все противу него направлено, -- как, примерно, бог церковный. Вы только передайте ему все книги в руки, а уж он сам
ответит, -- вот!
Но если Павел был один, они тотчас же вступали в бесконечный, но всегда спокойный спор, и мать, тревожно слушая их речи, следила за ними,
стараясь понять -- что говорят они? Порою ей казалось, что широкоплечий, чернобородый мужик и ее сын, стройный, крепкий, -- оба ослепли. Они
тычутся из стороны в сторону в поисках выхода, хватаются за все сильными, но слепыми руками, трясут, передвигают с места на место, роняют на пол
и давят упавшее ногами. Задевают за все, ощупывают каждое и отбрасывают от себя, не теряя веры и надежды...
Они приучили се слышать слова, страшные своей прямотой и смелостью, но эти слова уже но били ее с той силой, как первый раз, -- она
научилась отталкивать их. И порой за словами, отрицавшими бога, она чувствовала крепкую веру в него же. Тогда она улыбалась тихой, всепрощающей
улыбкой. И хотя Рыбин не нравился ей, но уже не возбуждал вражды.
Раз в неделю она носила в тюрьму белье и книги для хохла. Однажды ей дали свидание с ним, и, придя домой, она умиленно рассказывала:
-- Он и там -- как дома. Со всеми -- ласковый, все с ним шутят. Трудно ему, тяжело, а -- показать не хочет...
-- Так и надо! -- заметил Рыбин. -- Мы все в горе, как в коже, -- горем дышим, горем одеваемся. Хвастать тут нечем. Не у всех замазаны
глаза, иные сами их закрывают, -- вот! А коли глуп -- терпи!..
XII
Серый маленький дом Власовых все более и более притягивал внимание слободки. В этом внимании было много подозрительной осторожности и
бессознательной вражды, но зарождалось и доверчивое любопытство. Иногда приходил какой-то человек и, осторожно оглядываясь, говорил Павлу:
-- Ну-ка, брат, ты тут книги читаешь, законы-то известны тебе. Так вот, объясни ты...
И рассказывал Павлу о какой-нибудь несправедливости полиции или администрации фабрики. В сложных случаях Павел давал человеку записку в
город к знакомому адвокату, а когда мог -- объяснял дело сам.
Постепенно в людях возникало уважение к молодому серьезному человеку, который обо всем говорил просто и смело, глядя на все и все слушая
со вниманием, которое упрямо рылось в путанице каждого частного случая и всегда, всюду находило какую-то общую, бесконечную нить, тысячами
крепких петель связывавшую людей. |