-- Вы нас не поняли, мамаша! -- тихо и ласково сказал Павел.
-- Ты прости, мать! -- медленно и густо прибавил Рыбин и, усмехаясь, посмотрел на Павла. -- Забыл я, что стара ты для того, чтобы тебе
бородавки срезывать...
-- Я говорил, -- продолжал Павел, -- не о том добром и милостивом боге, в которого вы веруете, а о том, которым попы грозят нам, как
палкой, -- о боге, именем которого хотят заставить всех людей подчиниться злой воле немногих...
-- Вот так, да! -- воскликнул Рыбин, стукнув пальцами по столу. -- Они и бога подменили нам, они все, что у них в руках, против нас
направляют! Ты помни, мать, бог создал человека по образу и подобию своему, -- значит, он подобен человеку, если человек ему подобен! А мы -- не
богу подобны, но диким зверям. В церкви нам пугало показывают... Переменить бога надо, мать, очистить его! В ложь и в клевету одели его, исказили
лицо ему, чтобы души нам убить!..
Он говорил тихо, но каждое слово его речи падало на голову матери тяжелым, оглушающим ударом. И его лицо, в черной раме бороды, большое,
траурное, пугало ее. Темный блеск глаз был невыносим, он будил ноющий страх в сердце.
-- Нет, я лучше уйду! -- сказала она, отрицательно качая головой. -- Слушать это -- нет моих сил!
И быстро ушла в кухню, сопровождаемая словами Рыбина:
-- Вот, Павел! Не в голове, а в сердце -- начало! Это есть такое место в душе человеческой, на котором ничего другого не вырастет...
-- Только разум освободит человека! -- твердо сказал Павел.
-- Разум силы не дает! -- возражал Рыбин громко и настойчиво. -- Сердце дает силу, -- а не голова, вот!
Мать разделась и легла в постель, не молясь. Ей было холодно, неприятно. И Рыбин, который показался ей сначала таким солидным, умным,
теперь возбуждал у нее чувство вражды.
"Еретик! Смутьян! -- думала она, слушая его голос. -- Тоже, -- пришел, -- понадобилось!"
А он говорил уверенно и спокойно:
-- Свято место не должно быть пусто. Там, где бог живет, -- место наболевшее. Ежели выпадает он из души, -- рана будет в ней -- вот! Надо,
Павел, веру новую придумать... надо сотворить бога -- друга людям!
-- Вот -- был Христос! -- воскликнул Павел.
-- Христос был не тверд духом. Пронеси, говорит, мимо меня чашу. Кесаря признавал. Бог не может признавать власти человеческой над людьми,
он -- вся власть! Он душу свою не делит: это -- божеское, это -- человеческое... А он -- торговлю признавал, брак признавал. И смоковницу проклял
неправильно, -- разве по своей воле не родила она? Душа тоже не по своей воле добром неплодна, -- сам ли я посеял злобу в ней? Вот!
В комнате непрерывно звучали два голоса, обнимаясь и борясь друг с другом в возбужденной игре. Шагал Павел, скрипел пол под его ногами.
Когда он говорил, все звуки тонули в его речи, а когда спокойно и медленно лился тяжелый голос Рыбина, -- был слышен стук маятника и тихий треск
мороза, щупавшего стены дома острыми когтями.
-- Скажу тебе по-своему, по-кочегарски: бог -- подобен огню. Так! Живет он в сердце. Сказано: бог -- слово, а слово -- дух. |