Другой, легонько толкнув ее в плечо, уверенно сказал:
-- Я говорю -- через забор бросают! К ней первым подошел старик Сизов и, оглянувшись, негромко спросил:
-- Слышала, мать?
-- Что?
-- Бумажки-то! Опять появились! Прямо -- как соли на хлеб насыпали их везде. Вот тебе и аресты и обыски! Мазина, племянника моего, в
тюрьму взяли -- ну, и что же? Взяли сына твоего, -- ведь вот, теперь видно, что это не они!
Он собрал свою бороду в руку, посмотрел на нее и, отходя, сказал:
-- Что не зайдешь ко мне? Чай, скучно одной-то...
Она поблагодарила и, выкрикивая названия кушаний, зорко наблюдала за необычайным оживлением на фабрике. Все были возбуждены, собирались,
расходились, перебегали из одного цеха в другой. В воздухе, полном копоти, чувствовалось веяние чего-то бодрого, смелого. То здесь, то там
раздавались одобрительные восклицания, насмешливые возгласы. Пожилые рабочие осторожно усмехались. Озабоченно расхаживало начальство, бегали
полицейские, и, заметив их, рабочие медленно расходились или, оставаясь на местах, прекращали разговор, молча глядя в озлобленные, раздраженные
лица.
Рабочие казались все чисто умытыми. Мелькала высокая фигура старшего Гусева; уточкой ходил его брат и хохотал.
Мимо матери не спеша прошел мастер столярного цеха Вавилов и табельщик Исай. Маленький, щуплый табельщик, закинув голову кверху, согнул
шею налево и, глядя в неподвижное, надутое лицо мастера, быстро говорил, тряся бородкой:
-- Они, Иван Иванович, хохочут, -- им это приятно, хотя дело касается разрушения государства, как сказали господин директор. Тут, Иван
Иванович, не полоть, а пахать надо...
Вавилов шел, заложив руки за спину, и пальцы его были крепко сжаты...
-- Ты там печатай, сукин сын, что хошь, -- громко сказал он, -- а про меня -- не смей!
Подошел Василий Гусев, заявляя:
-- А я опять у тебя обедать буду, вкусно!
И, понизив голос, прищурив глаза, тихонько добавил:
-- Попали метко... Эх, мамаша, очень хорошо!
Мать ласково кивнула ему головой. Ей нравилось, что этот парень, первый озорник в слободке, говоря с нею секретно, обращался на вы,
нравилось общее возбуждение на фабрике, и она думала про себя:
"А ведь -- кабы не я..." Недалеко остановились трое чернорабочих, и один негромко, с сожалением сказал:
-- Нигде не нашел...
-- А послушать надо бы! Я неграмотный, но вижу, что попало-таки им под ребро!.. -- заметил другой. Третий оглянулся и предложил:
-- Идемте в котельную...
-- Действует! -- шепнул Гусев, подмигивая.
Ниловна пришла домой веселая.
-- Жалеют там люди, что неграмотные они! -- сказала она Андрею. -- А я вот молодая умела читать, да забыла...
-- Поучитесь! -- предложил хохол.
-- В мои-то годы? Зачем людей смешить. |