— Через полгода получу наследство, — быстро поправил его Борис, вцепившись в эту фразу, как в спасательный круг. — А потом, может, и останусь. Здесь неплохо… вроде.

Сказано было с таким героическим смирением, как будто он говорил о жизни в ледяной избушке посреди тундры, а не о Северске, где, между прочим, чай горячий, крыши не текут, и домовой по утрам деликатно проклинает только трижды.

Морозов хмыкнул. А я всё ещё держался — исключительно из уважения к формату собеседования.

— «Вроде» — на огороде, — буркнул Морозов с неожиданной, но явной неприязнью. — Ты, Борис, зачем врать взялся? Тем более кому? Князю!

Борис заморгал, резко напрягся, как ученик на контрольной, вдруг понявший, что писал не ту задачу.

— Вы… о чём? — нервно протянул он, хватаясь за интонации вежливости, как за спасательный круг.

— О том, что у тебя документы не украли, — протянул Морозов прищурившись. — Их, скорее всего, забрали в залог. А ты не смог выкупить. Вот и решил восстановить подальше от тех, кто может за этим залогом прийти. Где поспокойнее. И люди… попроще.

— Я не понимаю… — попытался возразить Борис, но голос его заметно дрогнул.

— Всё ты понимаешь, — отрезал Владимир, и в тоне его появилась та самая сталь, которой обычно рубят канаты. — Ты не первый, кто решил спрятаться в Северске. Посчитал, видимо, что у нас тут наивные жители, которые всех пускают в дом с хлебом, солью и раскладушкой у печки.

Он подался вперёд — не быстро, но с той силой, что не требует слов. Борис вжался в спинку, будто надеясь слиться с ней.

— Так вот что я тебе скажу, парень, — продолжил воевода уже тише, но куда жёстче. — Собирай свои пожитки и уезжай туда, где получится смешаться с толпой. Здесь не выйдет. Я завтра же сообщу начальнику жандармерии, чтоб выяснил, кто ты и откуда. И зачем на самом деле сюда приехал.

Борис сглотнул. Вид у него был такой, будто он вот-вот вспомнит, что оставил кастрюлю на плите… в другом городе.

— Понял, начальник, — коротко кивнул Борис, не пытаясь оправдываться.

Но вдруг криво усмехнулся. Так обычно улыбаются проигравшие, которые стараются выглядеть достойно.

— А как вы поняли?.. Ну, про документы… и про то, что деда у меня тут нет?

— Я вашего брата за версту чую, — сухо процедил Морозов, и в этих словах было не столько бахвальство, сколько опыт.

Воевода даже не стал смотреть в глаза, просто бросил:

— В гостиной не сиди. Жди остальных снаружи. Понял?

— Понял, — коротко повторил Борис.

— И карманы выверни. Проверь, ничего ты в них случайно не положил чужого. От греха подальше. Иначе до города не доедешь.

Кандидат побледнел. Он встал аккуратно, с уважительной осторожностью, и, не произнеся ни слова больше, вышел прочь. Дверь за ним прикрылась тихо, почти деликатно.

— И как вы обо всём догадались? — с любопытством спросил я, не скрывая, что впечатлён.

Морозов, как обычно, не суетился, отвечал размеренно, будто рассказывал, как правильно чай заваривать.

— Рубашка на нём шёлковая, дорогая. А вот пиджак на размер больше, хоть и новенький. С чужого плеча, скорее всего. Ботинки обуты на босу ногу. У нас так только в баню ходят, да и то по необходимости. А не по моде.

Я чуть кивнул, мысленно перебирая детали, на которые сам не обратил внимания.

— Стрижка у него явно неместная. И загар на ладонях — неровный. Видно, что раньше на пальцах были кольца. И не одно. В разное время — различные. Значит, носил часто, много, и с разными замыслами.

— Ясно, — пробормотал я.