— Понимаю… — я потянулся за ручкой. — Наверное, у вас дети, о которых нужно заботиться?

— Сериалы, — поправила меня женщина с полной серьёзностью. — Я их страсть как люблю. Особенно с утра, с кофе. В обед с чаем. А к вечеру с компотом. Да и вообще, зачем мне работать? У нас в семье отродясь бабы не работали. Это, знаете ли, традиция. Мы — домоседки. Серьёзные. Считай — такая у нас династия.

Я кивнул, подписал листок и, убирая ручку, с трудом удержался от вопроса, кто же у них в роду начал эту славную династию профессиональных телезрительниц. Но решил, что всё уже сказано.

Морозов взял у меня подписанную справку, нахмурился и, как добросовестный контролёр, внимательно прочитал данные кандидатки. По мере чтения брови у него ползли всё выше, а уголки губ — всё ниже. Наконец, он молча передал бумагу женщине, махнул рукой — мол, путь вам туда, где экран побольше и пульт ближе — и указал на выход.

Дама удалилась с достоинством не прощаясь.

Не успела дверь за гостьей с бигудями как следует захлопнуться, как из гостиной раздался внезапный, дикий визг сразу нескольких голосов. Следом — топот, громкий, панический, будто оттуда не вышли, а выскочили всем составом.

— Что случилось… — начал было я, но договорить не успел — в дверь кабинета заглянул Никифор.

Он был мрачен и держал в руках потрясённого бельчонка. Малыш судорожно цеплялся лапками за жилетку домового, а ушки у него были прижаты, как у зверя, которому только что объяснили, что его никто не любит.

— Эти дикарки посчитали его крысой! — возмущённо выпалил Никифор. — Нашего малыша! Он всего лишь вошёл в комнату. Совсем тихо. Он же любит… — домовой тяжело вздохнул, — … нюхать свежезаваренный чай.

— Знаем мы, что он любит, — кивнул Морозов с видом профессионала.

Никифор надулся и, прижимая бельчонка к себе, демонстративно развернулся к выходу.

— Мы тут, значит, с добром… А нас — с визгом! — пробормотал он себе под нос и исчез так же внезапно, как и появился.

Я посмотрел на дверь, потом на Морозова. Тот уже потянулся к графину с водой.

— Что ж… — тихо заметил я. — На сегодня собеседование закончилось.

— Ну, хоть белка теперь в безопасности, — философски резюмировал воевода.

— Мурзик, значит, спокойно сидел у камина, а эти ироды как разорались, — донёсся возмущённый голос Никифора из коридора. Он вернулся в кабинет, держа ладони на поясе, как строгая кухарка перед разносом. Бельчонок сидел на его плече, обернув распушенный хвост вокруг шеи своего покровителя.

— Один даже кинул ботинок, — добавил он, глядя на нас с осуждением, будто это мы тот ботинок метнули.

— Не попал? — нахмурился Морозов, уже предвкушая драму.

— Попал в камин, — голос домового стал низким, глухим, с тем оттенком, после которого в старых домах сами собой затухали свечи. — Ваше княжество… — он выдохнул с усилием, — если вы решили пригласить в дом помощника… — тут лицо его скривилось, как будто он только что откусил дольку лимона с уксусом, — … так сначала узнайте, как они относятся к белкам.

Он сделал паузу и, глядя прямо мне в глаза, отчеканил:

— Я никому Мурзика в обиду не дам. Никому. Я понятно объяснил?

— Договорились, — вздохнул я, признавая силу аргумента. И перевёл взгляд в окно.

Снаружи у ворот, стояла стайка кандидатов. Кто-то активно размахивал руками, кто-то возбуждённо жестикулировал, а один, судя по выражению лица, уже сочинял жалобу в службу занятости.

— Ну вот, — тихо заметил я.