Изменить размер шрифта - +
 — Дом Солнца.

Инти, горячий, бесстрашный Инти должен ответить этим двоим чем-то невиданным, ослепительным, достойным бога Солнца. Раскрыть, например, каре из четырех шестерок — перед Солнцем все шестерки. Кроме Судьбы.

И именно она выходит на сцену из недр земных. Ицпапалотль.

Инти, Тласольтеоль и Супайпа, завороженные, наблюдают за тем, как проседает земля, как полпляжа проваливается в дыру, как от театрика, волей богов превращенного в остров, снова остается только сцена. Все, что из декорации стало реальностью, продлившись до утонувшего в водАх горизонта, все рушится вниз — и из центра воронки вылезает, выпрастывается, будто бабочка из куколки, смертоносный ангел Тамоанчана, ядовитая геликонида с крыльями цвета ягуаровой шкуры. Она отряхивается от земли и песка, пропуская меж пальцев длинные перистые лопасти, и ножи в бахроме стучат, как кастаньеты. А потом богиня судьбы смотрит в глаза трем игрокам, замершим в шаге от шоудауна, подходит и опускает на песок перед Инти узкую смуглую ладонь:

— Сын Мишкоатля, что за встреча! Как родня?

— Сияет, как всегда, — хрипло отвечает Инти, аккуратно складывая карты на песок рубашкой вверх. Неужто пасует?

— Не хочешь заплатить фамильные долги? — Не чинясь, приступает к делу Судьба. У нее, как и у всякого ангела, нет ни злых страстей, ни чувств, оборачивающихся собственной противоположностью от долгого воздержания. Она пришла взимать дань, непомерно возросшую за то время, пока Ицпапалотль томилась в мире мертвых, будто кролик в казане.

Взгляд богини судьбы, устремленный на бога Солнца и войны, полон такого оглушительного понимания, что блефовать под ним не получается.

— Не сбрасывай, не сбрасывай, — шепчет Инти под руку змеиная мать, — погоди. Сейчас мы все исправим!

Голос жены подкреплен взглядом мужа: Супайпа напряженно смотрит в сторону воронки. Ждет, когда на сцену явится последыш Солнца. Потомочек, кровиночка, щенок течичи. Вывел-таки Минотавра из лабиринта Тартара, на себе из-под вселенского мрака вытащил, наш новый, усовершенствованный Орфей. И ведь не упрекнешь его ни в чем — как и любого, кто следует Судьбе.

 

* * *

Добрались! Наконец-то. Ослепительный, точно кохинорами выложенный тоннель, ведущий наверх, в мир живых, выжал из повелителя ада все силы. Так, словно индеец и вправду волок свое бренное тело на высоту десяти, двадцати тысяч метров, тяжко взмахивая крылами и чувствуя, как с каждым движением все сильнее ломит спину. На полеты во сне, да и без всякого сна, а заодно без ощущения тела, ни капли не походило. Остров жертв как будто вернул владыке Миктлана плоть, кровь и способность испытывать боль, по крайней мере в натруженных мышцах. Не затем ли его туда заманили, чтобы запустить оленя, поставив на кон не только владычество Миктлантекутли, а саму его суть, отлитую и закаленную Миктланом? И кто скажет, проиграл он или выиграл?

В средний мир Дамело выбирается аккурат в момент вызова, брошенного Судьбой богу Солнца. Вызовы Судьбы принимаешь, даже не принимая. Даже если видишь произвол за правилами игры. Даже если вместо выигрыша тебе светят казнь без вины и мука без искупления. Приглашений к игре, когда те исходят от Судьбы, не отклоняет никто — даже боги.

— Долги? — переспрашивает золотой бог. — А что ж, и заплачу!

Веселье плещется в глазах Инти, словно золотые рыбки, но сквозь веселье проглядывает что-то настолько пугающее, настолько темное и дикое, что хочется отвести взгляд. Рука бога дрожит в сантиметре от песка. Одно крохотное движение — и он пас. Проигравший. Сапа Инка и сам не понимает, как оказывается рядом и вопреки всем правилам перехватывает карты:

— Я за него.

— Привет, малыш! — усмехается Инти. — Никогда не сдаешься?

— Однажды научусь, — парирует индеец.

Быстрый переход