— Скоры вы на ногу поручик, — довольно улыбнулся Стогов. — Посмотрим, кто у вас в строю.

Вдоль улицы в одну шеренгу на сытых вороных конях с подстриженными гривами и хвостами выстроились симбирские жандармы, все краснощёкие, усатые, и дружно «ели» глазами прибывшее из Петербурга начальство.

— Здорово, молодцы!

Жандармы грянули ответную здравницу, да так дружно и громко, что она донеслась до губернаторского дворца и возвестила его владетелю, что в Симбирск явился государев смотритель за всем, что происходит в симбирской губернии.

Стогов медленно шёл вдоль строя, осматривая своё войско. Жандармы смотрелись крепкими и здоровыми людьми, были экипированы в светло-синие шинели с красными клапанами и погонами и белыми пуговицами. Фуражные шапки тоже были светло-синими с такими же околышами. Сапоги короткие, с светло-синими отворотами. Весь конский убор был того же жандармского цвета, с красными выпушками. Пистолетные кобуры, ножны, палаша повторяли этот цвет и были украшены серебряными накладками.

— Благодарю за службу! — объявил Стогов и приложил руку к своей фуражке.

— Рады стараться, ваше высокоблагородие! — старательно ответили жандармы и, выполняя команду поручика Игонина, перестроились в колонну по двое и отправились на свои квартиры.

Эразм Иванович до обеда решил изучить дела, которые случались при Маслове, и пояснения ему давал старший канцелярист.

— И это всё? — удивился Стогов, перелистав тощую папку, которую положил перед ним Сироткин.

— Господин полковник не любил утруждать себя письменной работой, по правде сказать, больший интерес к делам имела его супруга. Она была так деятельна, что даже осматривала рекрутов.

— Чего же она в них искала? — недоуменно сказал Стогов.

— Авдотья Николаевна во всём находила только сплетни.

Эразм Иванович хмыкнул и похвалил себя за то, что до сего дня бог оберегает его от поспешной женитьбы. Затем встал из-за стола, подошёл к окну и, резко повернувшись, спросил:

— А кто в Симбирске сейчас самое значительное лицо, в смысле влияния?

— Разумеется, откупщик Бенардаки, — не задумываясь, доложил Сироткин. — Кстати, он просит разрешения представиться вам по случаю вашего вступления в должность.

— Он и Маслову представлялся?

— Нет, его жене, та была сладкоежкой, и господин Бенардаки отпускал ей по фунту конфектов в день.

— А что, этот Бенардаки, всем главным чиновникам платит? — лениво поинтересовался Стогов.

— Точно так.

— И по сколько?

— Вице-губернатору — двадцать тысяч ежегодно, прокурору — три тысячи, советникам — по две тысячи каждому и сверх того всем им отпускается даром из питейной конторы мёд, пиво, вино, ерофеич.

— А что, Загряжский, взятками так уж и брезгает?

— Он обыгрывает Дмитрия Егоровича в карты, по нескольку раз в год, тысяч на тридцать.

Стогов испытывающе глянул на старшего канцеляриста и расхохотался.

— Хитёр, иного не скажешь!

Сироткин, довольный тем, что угодил начальнику, захихикал.

— Так и быть, — решил подполковник. — Приму твоего откупщика, только скажи ему, чтобы он свои ассигнации мне не совал, а то получит взбучку.

— Что вы! — воскликнул Сироткин, уже закрывая за собой дверь кабинета. — Дмитрий Егорович большого ума человек и грубостей не позволяет.

Стогов уже кое-что слышал о Бенардаки от изобретателя электромагнитного телеграфа Павла Шиллинга, которого посетил с прощальным визитом перед отъездом в Симбирск.