Подняв лысеющую голову, Толян уставился на Вадима с радостным изумлением.

– Ишь ты, живой! – воскликнул он.– А мы уж не чаяли, испереживались все!..

– Знаю я вас,– не поверил Вадим.– С глаз долой – из сердца вон. Первый раз, что ли?

Помахав рукой страдальцам‑авральщикам, он подошел к Толяну, с опаской опустился на расхлябанный стул.

– Где ж пропадал столько? – На лице лабуправа, проступила озабоченность: – И что объяснять надсмотрам?

– А наплюй,– посоветовал Вадим.– Я здесь больше не работаю.

– Ну? – вскинул брови Толян.– В монастырь, что ли, ушел – вслед за Ларой?

Невольно он вздохнул, что‑то припомнив. Ах, старый греховодник,– и тут наследил!..

– Зачем мне в Туле самовар? – возразил Вадим.– Да и в Тулу мне ни к чему. Я вышел на “большую дорогу” – она же “светлый путь”!..

Отогнув полу кафтана, он показал небольшой огнестрел, прихваченный на случай. Глаза у лабуправа округлились.

– Ты что? – спросил он шепотом.– Заметут!

– Эх, Толян,– вздохнул Вадим.– Говорил же: кончай бояться – подумай о душе!.. А ты все о пузе печешься.– Он снова прикрыл оружие.– Ладно, какие новости?

– Новостей‑то хватает,– ответил лабуправ, переведя дух.– Оросьев заделался главным режимником, как ты и предрекал.

– Ну, тут не надо быть семи пядей!..

– Асеньку забрал к себе – секретаркой. Нонну пока оставил.

– Стукачкой – взамен себя? – Вадим хмыкнул.– Обеих, значит, пристроил, не мелочась… А что Никита, всё правду ищет?

– Вроде накушался уже, потух. Вообще после службы никто не дергается, всем хватает тивишника. И, знаешь, программы впрямь стали лучше: раньше смотрел с разбором, теперь – подряд.

– Может, адаптируешься – а, пузан? – предположил Вадим.– Падает планка‑то?

– Разве у меня одного?

– В том и беда,– буркнул Вадим.– Довели людей сериалы! Прежде потребляли концентрат, какой‑никакой, нынче – кашку, размазанную по блюду. Сделать из Дюма тягомотину – это ж суметь!..– Он осклабился, точно крутарь: – У вас не отобрали еще последние лампы? Для освещения сойдут и тивишники. Из всей техники только они остались.

– Ну почему? – возразил лабуправ.– А водопровод?

– Действительно, роскошь! И зачем он, если медовухи полно?

Вадим повел носом: непохоже, чтобы Толян транжирил воду. Раньше‑то он был чистюлей, несмотря на потливость. Но потрепаться любил всегда – “находка для шпиона”. И, кажется, за последние дни его зарядили лояльностью по макушку!

– Обстановка нагнетается с каждым днем,– чесал Толян как по‑писаному.– Погоды портятся, крутари вконец распоясались, кольцо блокады сжимается… Ну не дает врагам покоя наша свобода!

– Это у вас‑то свобода? – изумился Вадим.– “Шаг в сторону – считается побег”!.. Все ищешь виновных на стороне?

– Так работой же завалили, вздохнуть некогда!.. Думаешь, спроста? Говорят, на Крепость готовят налет. То ли крутари, то ли федералы, то ли вместе. И что тогда: всех под ружье? Стар я уже сабелькой махать и в окопе не помещусь. Ты‑то слинял, а у меня дети…

– Бедненький, еще заплачь! – фыркнул Вадим.– Конечно, и я “лежачий камень”, но, по крайней мере, не нытик. А уж как вы жалеете себя – другим тут делать нечего!..

После крутарей, зубами выцарапающими у судьбы потребные блага, его стало раздражать обычное безволие крепостных, больше похожее на инфантильность.