На залитой кровью столешнице распластался труп, освежеванный и уже наполовину обглоданный, как после волчьего пиршества,– все, что осталось от девушки‑глухоманки, прихваченной прошлой ночью в одном из ближних селений. Вокруг восседало семь неподвижных гигантов в Шершневых доспехах, но со снятыми шлемами. Лица у них были смуглые и похожие, точно у двойников: узкие, резкие, горбоносые. (А еще они смахивали на Шершня‑вожака, обезглавленного Адамом.) Все были живы, но их сознания блуждали далеко и с каждой минутой удалялись всё больше.

– Это и есть искомые Магистры,– объявил Вадим, сглотнув проклятый комок.– Их будто отравили. Или продукт некачественный?

Всего кресел вокруг стола было десять – три пустовало. И для кого тут держали место?

– Отец! – звонко выкрикнула Оксана.– Где отец?

– Может, их следует добить? – в замешательстве спросил витязь, вновь оказавшийся на распутье.– Это ж не люди!

– Это – людоеды,– подтвердил Вадим.– Новая ступень в эволюции. Мы для них – корм. Желаете присоединиться?

– Отец! – снова позвала ведьма.– Папенька!..

“А в ответ – тишина”. Действительно, безмолвие было жутким, даже в ушах звенело. При всем старании Вадим не мог уловить дыхания Шершней – или им уже не требовалось?

– Туда,– указал он на внутреннюю дверь.– Кто‑то там шебаршит.

По скользким ступеням они спустились в промозглый каменный лабиринт и в конце тесного коридора обнаружили камеру, забранную мощной решеткой и предназначенную, судя по всему, для особо опасного зверья. А возле прутьев громоздилась косматая туша, напоминавшая матерого орангутанга, только намного крупнее.

Ударом клюки Вадим сбил тяжелый замок, распахнул дверцу. Первой внутрь заскочила Оксана, склонилась над безжизненной грудой. Войдя следом, Вадим осторожно перевернул зверя на спину. Кожа на его морде ороговела, выступая по краям устрашающими наростами. Глаза потускнели, дыхание едва прослушивалось.

– И что делать? – спросил Руслан.

– Я знаю! – ответила Оксана. Торопливо она надрезала себе вену и пролила темную струйку на иссохшие губы чудища.

– Это называется кровосмесительство,– пробормотал Вадим и тоже стал закатывать рукав: – Скинемся, братья,– на бедность… А ты не лезь! – осадил он Руслана, как всегда готового делиться последним.– У тебя “гранаты не той системы”. Тебе и самому не помешало б хлебнуть – после того, чем накачали тебя вчера.

Отстранив Оксану, Вадим придавил ее ранку пальцем, останавливая кровь, затем вскрыл вену на своей руке. И полилась “жива водица”!..

– И ничего страшного,– сказал он, успокаивая себя.– Обычное переливание крови. Михалыч свою где‑то растерял.

– Не “где‑то”,– пророкотало чудище, наконец зашевелившись.– На дело пустил!

В ужасной его морде проступали знакомые черты, в уродливом теле – человечьи формы. Лишние волосы втягивались в кожу, и сама кожа делалась тоньше, возвращаясь к прежнему виду. Помедлив, Вадим убрал руку и согнул в локте, массируя порез. Не стоит слишком прикармливать зверей – потом не отобьешься.

Облизнув заляпанные губы, Михалыч добавил:

– Он подвесил ее на решетку, прямо передо мной,– думал, не стерплю.

– И разделишь кровавую тризну, так? – продолжил Вадим.– Окончательно продавшись Зверю. А ты перекачал ей свою кровь?

– Уж пришлось. Они хотели подзарядки – и получили. Только полярность оказалась иной!

Оборотень сипло засмеялся, скаля острые зубы. Даже в человечьей фазе вид у него оставался вполне зверским: клокастая борода, взъерошенная грива, массивы бугристых мышц, поросшие седым волосом.