..
И не успел Ушаков опомниться - он торопливо протиснулся сквозь толпу и подошёл к артиллеристу, черты которого были ему как бы несколько
знакомы.
- Любители на бильярде? - спросил он вежливо, косясь на него.
- Да-с... А вы? - удивлённо и бегло окинув его глазами, произнёс гвардеец.
- И в моей манере эта игра не последняя-с!
- Так не угодно ли? - спросил, брякнув шпорами и улыбаясь, артиллерист. Его улыбка была обворожительно-добрая, женственно-беспечная.
"Эка сволочь", - холодно и злобно про себя усмехнулся Мирович. - А разрядился как!.. Да как баба и смазлив... и букольки на висках
распомажены, точно прилизаны у болвана языком..."
- Оно ничего-с и с охотой, - ответил, пуще хмурясь, Мирович, - только извините, ха-ха! вот никак не пойму... Отчего это вы играете с
подлым слугой, а не с кем-либо из благородной публики?
- О! нынче, сударь, я в превеликом амбара [Амбара - затруднение (фр.)], - простодушно опять улыбнулся красавец гвардеец. - Никто вот -
хоть тресни, а ни-ни! - не хочет со мной померяться.
- В таком разе с моим с превеликим удовольствием! - сказал, раздражительно торопясь, Мирович.
- На деньги или тоже в шутку, на подобный уговор? - спросил, насмешливо глядя на него и на присутствовавших, гвардеец.
- Ин хоть и на уговор!
Игра началась.
С первых ходов Мирович, и без того бледный, ещё более смутился и оробел. Дрожащей рукой намелил он кий, угловато-ухарски повёл плечом и
нацелился. Его шар так ловко щёлкнул шар противника, что гвардеец изумлённо покосился на него и замялся.
- Может быть, вы, сударь, на деньги? - спросил он. - Что даром время терять?
- А вот уж мы сперва по уговору-с... смажем вот этого, - сказал Мирович, - а потом хоть и этого... я не чинюсь... готов...
Кий опять щёлкнул. За красным с громом в лузу влетел белый, за белым опять красный шар. Игра была кончена.
- Пуц, пуц, или как вы там, сударь! ха-ха! Лезьте, значит, под бильярд, - неестественно зевнув и откидывая волосы, презрительно произнёс
Мирович. - А для прохлады, не в пронос слово, испейте, кстати, и холодной водицы...
Артиллерист прикипел на месте. Румянец залил его белые, женственно-нежные щёки. В блестящих карих, с поволокой, глазах выразилось
удивление, почти детская досада и невольный стыд. Он бросил растерянный, робкий вгляд по сторонам, подумал: "Вот бестия! а уговор исполнять
следует - расплачивайся!" - и ловко скинул с себя дорожный, расшитый золотом, на соболях, щегольской гвардейский кафтан.
Делать нечего, он присел, с улыбкой пролез на четвереньках под бильярдом и залпом выпил поданный хихикающим маркёром стакан воды.
- А что ж? другую партию! - сказал он, не одеваясь. - Три дня за медведями охотились, только что с Волхова... будто промахнулась рука...
Угодно ли?
- Оставь его, оставь! - шептал, дёргая Мировича за рукав красный, как рак, Ушаков. - Катериновец ведь это!.. как бы он тебе не
отплатил...
Мирович его не слушал. |