|
Я внимательно прослушал, что говорил Дугин, и то что он говорил, мне очень и очень не понравилось. А он говорил что мы не готовы к революции, что вначале путём кропотливого совершенствования следует создать новый тип человека, а именно «философского русского». Все мы обязаны стать таковыми. А уж потом, когда-то, в неопределённом будущем мы возможно сможем приступить к революции, закончил он совсем абсурдным призывом к нацболам научиться делать деньги, и убежал на радио. Я вынужден был мягко, завуалировать перед нацболами и призыв Дугина и призыв самосовершенствоваться. Я сказал что партия это не кружок совместного изучения литературы и искусства. Партия ставит перед собой задачи политические. Самосовершенствование не есть политическая задача. Никто не против вашего самосовершенствования, но занимайтесь им что называется в свободное от выполнений заданий партии, время. Когда я это говорил, я заметил на лицах нескольких нацболов скептические улыбки. Пока я бороздил пески Центральной Азии, агитировал народ на границе с Чечнёй, Мэрлин оказывается увёл души ребят. На следующий день ко мне явились Локотков, Охапкин, Хорс очень взволнованные. «Эдуард Вениаминович, Вы должны сказать ему, чтобы он извинился.» «Кому, за что?» «Дугину. Он думает, что может нас безнаказанно унижать.» «В чём дело?» Они протянули мне «Лимонку», где в рубрике «Как надо понимать» — была отмечена короткая заметка «как надо понимать бункерских нацболов, детей подземелья» Дугин излил свою желчь на попивающих пиво, играющих в шахматы, боксирующих обитателей бункера «бесполезных полудурков, которые ещё к тому же и не прочь взять то что плохо лежит». «Почему вы относите это на свой счёт?» Они объяснили мне что случились в жизни бункера определённые события, о которых знают все партийцы, что у Дугина из кассы пропали какие-то 248 чтоли рублейи он по этому поводу окрысился на Локоткова, Охапкина, Хорса и Дементьева. Что они требуют извинения, что Дугин высокомерно презирает всех, что у него мания величия и что такие отношения не могут существовать дальше. Очень с большой неохотой я позвонил Дугину. Он сразу стал называть меня «Эдуардом Вениаминовичем», что уже ничего хорошего не предвещало. «Эти люди — неадекватный человеческий материал» — сухо заявил Дугин. «Вместо того чтобы быть благодарными за то что их допустили в Историю они хамят. Они недурно пристроилсь, воруют у меня деньги...» «Саша, я не уверен что именно они взяли Ваши деньги. Ключ от бункера есть и у электриков и у сантехников. Потом вы ведь знаете, что я был против того, чтобы в бункере продавали что-либо кроме газеты. Деньги неотменно развращают личный состав.» «Ещё мне показали творение Тараса Рабко, в котором он призывает обманывать меня, торгуя моими книгами. Что за мерзкая раса прощелыг.» «Что за творение?» «Ваш ученик Тарас в письменном виде рекомендует надувать меня, накручивая на каждую книжку «Геополитики» по 50 рублей. Он учит партийцев как отнимать у моих детей молоко!» «Саша, именно потому, чтобы не создавать подобных ситуаций я и противился открытию торговли в бункере». Мы помолчали. «Саша,» — сказал я «Вам ли ставить себя на одну доску с пацанами. Это же бытовая ссора. Вам ли, философу, одному из основателей партии втягиваться в склоку из-за 248 рублей. Хотите я Вам возмещу убыток? Моя роль в партии всех сгребать вместе.» «Я требую чтобы эти четверо были исключены из партии.»сказал Дугин «Я не потерплю... Выбирайте Эдуард или я, или эти подонки...» «только из уважения к Вам я ещё не набил ему толстую бородатую морду» — сказал Костя Локотков, узнав о требовании Дугина. 24 марта я улетел в Новосибирск. |
